Я слышала, как у него перехватило дыхание, будто он пытался сдержать рыдания.
Ты права, — произнес он.
Мне все равно, права я или нет — сейчас уже поздновато спорить об этом. Единственное, что я хочу знать, Чарли, почему это произошло.
Мы никогда не ладили.
Это было правдой — в моих воспоминаниях из детства сохранились бесконечные споры между матерью и братом. Казалось, они не могли ни в чем согласиться друг с другом, к тому же у мамы была привычка постоянно вмешиваться в чужие дела. Но в то время как я приноровилась отражать (или даже игнорировать) ее попытки вторжения в мою жизнь, Чарли постоянно находился под этим гнетом. Его положение усугублялось тем, что он отчаянно скучал по отцу (и нуждался в нем). Ему было почти десять, когда умер отец, — и, судя по тому, что я слышала от брата, он боготворил отца и отчасти винил мать в его преждевременной смерти.
Она никогда не любила его, — однажды сказал он мне, тринадцатилетней. — Сделала его жизнь такой несчастной, что он почти не бывал дома.
Но мама говорила, что он все время был в разъездах.
Да, его никогда не было в городе. А все потому, что он просто не хотел быть с ней.
Поскольку отец умер, когда мне было всего полтора года, у меня не сохранилось никаких воспоминаний о нем (не говоря уже о том, чтобы я его знала). Так что, когда бы Чарли ни заговорил об отце, я ловила каждое его слово… тем более что мама постоянно пресекала разговоры о покойном Джеке Малоуне — то ли ей было слишком больно говорить о нем, то ли попросту не хотелось. Так и получилось, что со слов Чарли у меня сложилось мнение о несчастливом браке родителей, и я втайне винила в этом мать.
В то же время мне было не понятно, почему Чарли так и не смог выстроить отношения с матерью. Видит Бог, я же постоянно сражалась с ней. Меня она тоже сводила с ума своей назойливостью. Но я бы никогда не посмела вычеркнуть ее из своей жизни, как это сделал Чарли. Правда, у меня сложилось впечатление, что мама была несколько противоречива в своих чувствах к единственному сыну. Конечно, она любила его. Но я не переставала задаваться вопросом, не видит ли она в нем причину, заставившую ее согласиться на заведомо неудачный брак с Джеком Малоуном. В свою очередь, Чарли так и не оправился от потери отца. И ему совсем не улыбалась роль единственного мужчины в доме. Так что, как только это стало возможным, он сбежал — прямо в объятия женщины настолько властной и деспотичной, что в сравнении с ней мама показалась бы либералкой.
Я знаю, что вы никогда не ладили, Чарли, — сказала я. — И да, у нее бывали заскоки. Но все равно она не заслужила того наказания, которое вы с Принцессой ей назначили.
Долгая пауза.
Нет, — наконец заговорил он. — Не заслужила. Но что я могу сказать, Кейт? Кроме того, что позволил себе подпасть под влияние… — Он не закончил фразу и понизил голос: — Скажем так: мне был поставлен ультиматум «Или я, или она». А я дал слабину и не стал сопротивляться.
Снова пауза. Я первой нарушила молчание:
Хорошо, я перешлю тебе через «Федэкс» чек на пять тысяч долларов.
До него не сразу дошло.
Ты серьезно?
Мама одобрила бы это.
О господи, Кейт… Даже не знаю, что…
Ничего не говори…
Я потрясен…
Не надо. Это же наше семейное дело.
Я обещаю, клянусь, я верну, как только…
Чарли… довольно. Чек будет у тебя завтра. И когда у тебя появится возможность, тогда и отдашь. А теперь мне нужно попросить тебя…
Что угодно. Я весь в твоем распоряжении.
Да нет, мне просто нужно, чтобы ты ответил мне на один вопрос, Чарли.
Конечно, конечно.
Ты был знаком с Сарой Смайт?
Никогда не слышал этого имени. А почему ты спрашиваешь?
Я получила от нее письмо с соболезнованиями, и она пишет, что знала маму и папу еще до моего рождения.
Нет, я не припоминаю. Хотя я вообще мало кого помню из их друзей того времени.
Ничего удивительного. Я сама не помню, с кем встречалась месяц назад. Но все равно спасибо.
Нет, это тебе спасибо, Кейт. Ты даже не представляешь, что значат для всех нас эти пять тысяч…
Думаю, догадываюсь.
Благослови тебя Господь, — тихо произнес он.
Когда я повесила трубку, меня пронзила мысль: а ведь я скучаю по брату.
Остаток утра я посвятила уборке квартиры и прочим домашним делам. Вернувшись из прачечной, расположенной в подвале нашего дома, я обнаружила оставленное на автоответчике сообщение:
Здравствуй, Кейт…
Голос был мне незнаком; он был приятным и аристократическим, с легким акцентом, характерным для жителей Новой Англии.
Это Сара Смайт. Надеюсь, ты получила мое письмо, и прошу извинить, что звоню тебе домой. Но я подумала, что хорошо бы нам встретиться. Как ты уже знаешь из моего письма, я была близким другом вашей семьи, когда еще был жив твой отец, и мне бы очень хотелось возобновить общение с тобой после стольких лет. Я знаю, как ты занята, поэтому, если у тебя будет возможность, позвони мне, пожалуйста. Мой телефон 555.0745. Сегодня днем я дома, если что. Еще раз хочу сказать тебе, что мысленно я с тобой в столь трудный для тебя час. Но я знаю, что ты упорная и сильная, поэтому справишься. Я очень жду нашей встречи.
Я дважды прослушала сообщение, чувствуя, как нарастает во мне тревога (и раздражение). Мне бы очень хотелось возобновить общение с тобой после стольких лет… Я знаю, как ты занята… Я знаю, что ты упорная и сильная… Боже правый, эта женщина говорила так, будто она была старым добрым другом нашей семьи или как будто я залезала к ней на колени, когда мне было пять лет. И неужели ей не хватает такта понять, что, лишь вчера похоронив свою мать, я не в том настроении, чтобы устраивать светские посиделки?
Я схватила письмо, которое она прислала мне поутру. Прошла в комнату Этана Включила его компьютер. И написала:
Дорогая мисс Смайт!
Я очень тронута как вашим письмом, так и сообщением.
Как вы, я уверена, знаете, горе по-разному влияет на людей. Сейчас мне просто хочется сделать передышку и побыть наедине со своим сыном и своими мыслями.
Я очень надеюсь на ваше понимание. Еще раз прошу принять мою благодарность за ваше участие в столь печальный для меня момент.
Ваша,
Кейт Малоун.
Я два раза перечитала письмо, прежде чем распечатать его. Потом я поставила свою подпись, вложила письмо в конверт, надписала имя и адрес Смайт и заклеила. Вернувшись на кухню, я сняла трубку и позвонила своему секретарю в офис. Она обещала доставить письмо курьером. Я знала, что могла бы отправить его и почтой, но побоялась, что она вновь позвонит мне сегодня вечером. А мне больше не хотелось ее слышать.