Он захлопнул дверь перед моим носом. Я снова поднялась к себе, рухнула поперек кровати и лежала так, уставившись в потолок… пару минут, как мне показалось. Но когда я взглянула на будильник, стоявший на прикроватной тумбочке, мне стало дурно. Два сорок восемь. О боже, о боже, пронеслось в голове. Я горю.
Я соскочила с кровати, выбежала из квартиры, села в первое подвернувшееся такси. К редакции я подъехала в три пятнадцать. На своем рабочем месте я обнаружила четыре розовых слипа «Пока тебя не было», приклеенные к пишущей машинке. Первые три были сообщениями от «Мистера Томми Глика — пресс-секретаря Джона Гарфилда». Сообщения были оставлены соответственно в половине второго, в два и в два тридцать. Четвертое сообщение зарегистрированное в два пятьдесят — было от Леланда «Зайди к мне сразу, как вернешься».
Я села за стол. Схватилась за голову. Я пропустила звонки пресс-секретаря. Мы потеряли интервью с Гарфилдом. И это грозило мне увольнением.
Я знала, что это должно было случиться. И вот теперь это случилось. Я сделала все, чтобы восторжествовала глупость, и теперь мне предстояло заплатить за это непомерно высокую цену. Но в голове почему-то зазвучал голос отца: «Бессмысленно оплакивать свою ошибку, юная леди. Просто прими ее последствия с ством и покорностью — и извлеки для себя урок».
Поэтому я встала, пригладила волосы, сделала глубокий вдох и медленно пошла по коридору, готовая «встретить» наказание. Я два раза постучала в дверь. «Леланд Макгир: Художественный редактор» — было выведено на матовом стекле.
Входите, — сказал он.
Еще не переступив порог кабинета, я начала говорить:
Мистер Макгир, я так виновата…
Пожалуйста, закрой за собой дверь, Сара, и присаживайся.
Его тон был холодным, чужим. Я сделала, как он просил: опустилась на жесткий деревянный стул и так и сидела лицом к нему, аккуратно сложив руки на коленях, — нерадивая ученица, вызванная в кабинет директора. Только в моем случае облеченный властью человек, восседавший напротив меня, мог не только погубить мою карьеру, но и лишить меня средств к существованию.
С тобой все в порядке, Сара? — спросил он.
Да, все отлично, мистер Макгир. Просто замечательно. Если бы только я могла объяснить…
Нет, Сара, с тобой не все в порядке. И давно, не так ли?
Я даже не могу передать вам, как мне жаль, что я пропустила звонки мистера Глика. Но сейчас всего лишь полчетвертого. Я могу перезвонить ему немедленно и получить всю информацию по Гарфилду…
Леланд не дал мне договорить:
Я уже передал интервью с Гарфилдом другому сотруднику. Лоуис Радкин займется им. Ты знакома с Лоуис?
Я кивнула. Лоуис, недавняя выпускница колледжа Маунт-Холиок, пришла в нашу редакцию в сентябре. Она тоже была довольно честолюбивой журналисткой. Я знала, что меня она рассматривает как свою главную соперницу во внутрикорпоративной борьбе… хотя я никогда и не играла в такие игры (наивно полагая, что хороший работник всегда пробьется сам). Сейчас я знала, что последует дальше: судя по всему, Леланд решил, что художественной редакции требуется только одна писательница, и это будет Лоуис.
Да, — тихо прозвучал мой голос, — я знакома с Лоуис.
Талантливая журналистка.
Если бы я желала немедленного увольнения, то могла бы добавить: «Да, и я видела, как она с тобой заигрывает». Но вместо этого я лишь кивнула головой.
Не хочешь рассказать мне, в чем дело, Сара? — спросил он.
Разве вы не удовлетворены моей работой, мистер Макгир?
У меня нет серьезных претензий к тебе. Ты пишешь дейтельно неплохо. И быстро. Если не считать сегодняшнего дня, на тебя всегда можно было положиться. Но меня волнует то, что в последнее время ты постоянно выглядишь усталой, какой-то отсуствующей и работаешь просто на автомате. Кстати, я не единственный, кто это заметил…
Понимаю, — как-то неопределенно произнесла я.
У тебя какое-то горе?
Нет… ничего страшного.
Тогда, может… дела сердечные?
Возможно.
Ты явно не хочешь говорить об этом…
Извините…
Извиняться совсем не обязательно. Твоя личная жизнь это твоя личная жизнь. Но только до того момента, пока она не затрагивает работу. И хотя я, как старый газетчик, выступаю против корпоративной идеологии, мои боссы полагают, что каждый кто трудится в этих стенах, должен быть «командным игроком», по-настоящему преданным журналу. Ты же, боюсь, отстранилась от коллектива — до такой степени, что многие считают тебя высокомерной и заносчивой.
Для меня это было новостью, и я глубоко огорчилась.
Я вовсе не пытаюсь быть высокомерной, сэр.
Ощущение, Сара, это всё, тем более в коллективе. А у твой коллег есть ощущение, что тебе лучше быть где угодно, только не в «Лайф».
Вы собираетесь уволить меня, мистер Макгир?
Я не настолько суров, Сара. Да и ты не сделала ничего такого, чтобы заслуживать увольнения. Однако я бы попросил тебя подумать о том, чтобы работать на нас независимо… скажем, на дому.
Тем же вечером, накачиваясь красным вином у Эрика дома, я посвятила брата в подробности своего разговора с Леландом Макгиром.
Так вот, после того, как он оглушил меня предложением paботать дома, он изложил свои условия. Полгода он будет держать меня на полной ставке — и за это я должна буду каждые две недели приносить по рассказу. Меня больше не будут считать сотрудницей «Тайм энд лайф», я буду просто фрилансером, так что никаких благ и преимуществ.
Поверь мне, это и есть самое большое благо — не ходит по утрам в офис.
Я уже думала об этом. Но все-таки не представляю, как я смогу работать сама по себе.
Ты же говорила, что давно мечтаешь писать беллетристику. Теперь у тебя появляется отличный шанс…
Я уже отказалась от этой идеи. Какой из меня писатель…
Тебе всего лишь двадцать четыре. Не надо списывать себя раньше времени. Тем более что ты толком еще и не пыталась писать.
Понимаешь, в этом вся проблема: я никак не могу начать.
Ну тогда напой первые строчки.
Очень смешно… Но я неудачница не только в творчестве, я еще, как говорит Леланд Макгир, не командный игрок.
Интересно, а кому охота быть «командным игроком»?
Во всяком случае, это лучше, чем прослыть высокомерной аристократкой. Но я ведь не такая правда?
Эрик рассмеялся:
Скажем так: тебя не примут по ошибке за выходца из Бруклина.
Я наградила его кислой улыбкой:
Спасибо.
Извини. Я как-то не подумал.
Да уж. Это точно.