Как вам понравится «Музыка для неискушенного слушателя»?
Идеально. И я готов платить тебе за эту колонку по шестьдесят долларов в месяц, это помимо ста двадцати долларов за «Будни». Заманчиво, не правда ли?
Весьма.
Через несколько дней у меня на руках был контракт с журлом на условиях, согласованных с Его Светлостью. Я наняла Джоэла Эбертса, чтобы тот изучил его. Он переговорил с кем-то из юридического отдела журнала и после некоторого торга заставил их включить в контракт пункт, позволявший обеим сторонам пересмотреть его условия через восемнадцать месяцев. И в мистер Эбертс взял с меня за свои услуги по часовой ставке шесть долларов. Вручая мне счет на двадцать четыре доллара, он сказал:
Прошу прощения за лишний час работы, но…
Мистер Эбертс, я вас умоляю. Я вполне могу себе позволить эти траты. Сегодня я зарабатываю столько, что не знаю, куда девать деньги.
Уверен, вы найдете им достойное применение.
На самом деле у меня и запросов-то особых не было. Звукозаписывающие компании просто забрасывали меня, ведущую музыкальной колонки, своими новинками. Надо мной не висела ни ипотеки, ни аренда. У меня не было иждивенцев. Около пяти тысяч лларов по-прежнему лежали на банковском счете. Лоуренс Брасяч похоже, удачно распоряжался моим портфолио в двадцать тысяч, устойчиво пополняя его доходами. Совершенно неожиданно я стала зарабатывать по семь тысяч долларов в год — за вычетом налогов выходило пять тысяч. С присущей мне бережливостью я начала откладывать по две тысячи в год в свой пенсионный фонд, но на все равно оставалось по шестьдесят долларов в неделю. Тогда, к сорок восьмом, самый дорогой билет на Бродвей или в Карнеги-Холл стоил два с половиной доллара. В кино можно было сходить за десят центов. Моя еженедельная продуктовая корзина не дотягивала и до десяти долларов. Завтрак в греческом кафе возле моего дома стоил сорок центов — и это включая омлет с беконом, тост, апельсиновый сок и бездонную чашку кофе. Роскошный обед на двоих «У Люхова» обходился в восемь долларов максимум.
Конечно, мне очень хотелось тратить как можно больше денег на Эрика. Но он категорически отказывался, разве что иногда позволял мне оплатить счет в ресторане или принимал от меня в подарок лишние бесплатные пластинки, которые приходили от звукозаписывающих компаний. Пару раз я все-таки порывалась завести речь о покупке квартиры для него, но он пресекал мои попытки коротким: «Спасибо, нет». И хотя он постоянно твердил о том, что очень рад моему успеху, было совершенно очевидно, что в душе он переживает.
Думаю, скоро мне придется представляться братом Сары Смайт, — сказал он однажды.
А я всегда представляюсь сестрой лучшего комедийного писателя Нью-Йорка, — парировала я.
Комедийные писатели никому не интересны, — сказал он.
Это было не совсем так — потому что через несколько месяцев после того, как я подписала свой новый контракт с «Субботой/Воскресеньем», Эрик позвонил мне рано утром в состоянии крайнего возбуждения. Компания Эн-би-си наняла молодого комика по имени Марти Маннинг для создания телевизионного шоу прайм-тайма, которое планировали выпустить в эфир в январе 1949 года. Маннинг позвонил Эрику и сказал, что наслышан о нем от своего приятеля, Джо И. Брауна, и, после долгого ланча в ресторане «Фрайарз клаб», предложил Эрику контракт как одному из ключевых авторов его шоу.
Конечно, я с ходу согласился, ведь Маннинг — настоящий талант: мало того что умен, так еще и мыслит нестандартно. Проблема в другом: кто, черт возьми, будет смотреть телевизор? Я хочу сказать, среди твоих знакомых есть кто-то, у кого был бы телевизор?
Все говорят, что в скором времени телевизор станет очень актуальным.
Что ж, придется запастись терпением.
Через несколько дней юрист из Эн-би-си связался с Эриком и предложил обсудить контракт. Деньги предлагали сумасшедшие— двести долларов в неделю, начиная с первого сентября 1948 года, — притом что шоу стартовало только двадцать восьмого января будущего года. Однако возникла проблема: телекомпании стало известно, что Эрик принимал активное участие в президентской кампании Генри Уоллеса. Он был вице-президентом у Рузвельта, пока тот не вычеркнул его из списка кандидатов на выборах сорок четвертого года за излишний радикализм и предпочел ему «темную лошадку», непопулярного Гарри Трумена. Если бы у Рузвельта хватило выдержки и он бы оставил Уоллеса своим вице-президентом, сейчас он был бы нашим президентом — и, как любил повторять Эрик, в Белом доме наконец появился бы настоящий демократ-социалист. Вместо этого мы были вынуждены довольствоваться «продажным политиканом из Миссури» (опять-таки слова Эрика), которому все прочили поражение от Дьюи на ноябрьских выборах. Тем более что Уоллес ныне выступал кандидатом от собственной Прогрессивной партии и, как ожидалось, мог увести от Трумена левоцентристских избирателей.
Эрик просто обожал Генри Уоллеса: за глубокий ум, веру в социальную справедливость, смелую поддержку рабочего класса и преданность принципам «Нового курса». С того момента, как Уоллес объявил о своем участии в президентских выборах — это было весной сорок восьмого, — мой брат стал одним из лидеров кампании «Шоу-бизнес за Уоллеса», активно собирал деньги на избирательную кампанию, организуя благотворительные концерты, привлекая субсидии от развлекательного сообщества Нью-Йорка.
Как позже рассказал мне Эрик, юрист из Эн-би-си — Джерри Джеймсон — оказался очень разумным парнем, и он спокойно и доходчиво объяснил, почему в его компании не приветствуют политический радикализм.
Видит Бог, Эн-би-си всегда стоит на страже прав, гарантированных Первой поправкой к Конституции, — сказал Джеймсон. — А эти права, Эрик, предусматривают поддержку любой политической партии или кандидата — будь он убежденным левым, правым, или просто чокнутым.
Джеймсон рассмеялся собственной штуке. Эрик не присоединился к нему. Вместо этого он сказал:
Давайте ближе к делу, мистер Джеймсон.
А суть вот в чем, мистер Смайт: если бы вы просто поддерживали Уоллеса в частном порядке, не было бы никаких проблем. Но тот факт, что вы выставляете свои радикальные политические убеждения на всеобщее обозрение, беспокоит кое-кого из боссов Эн-би-си. Они знают, что Маннинг хочет работать с вами. Он не устает твердить о том, как вы хороши. Руководство видит ситуацию следующим образом: если Марти хочет вас в свою команду, Марти вас получит. Все, что их беспокоит, так это…
Что? Что я могу создать собственное политбюро внутри Эн-би-си? Или что попытаюсь привлечь остряка Иосифа Сталина в писательскую команду Марти?
Теперь я понимаю, почему Марти хочет именно вас. Вы действительно остряк…
Я не коммунист.
Рад это слышать.
Я патриот Америки. Я никогда не поддерживал иностранные режимы. Я никогда не призывал к гражданскому неповиновению, к свержению Конгресса, не выступал с заявлениями в поддержку Советов, как наш будущий главнокомандующий…
Поверьте мне, мистер Смайт, меня не нужно убеждать в вашем патриотизме. Все, о чем мы просим… мой вам совет… отступите в тень. Разумеется, вы можете и дальше заниматься сбором средств в поддержку Уоллеса. Только не нужно маячить на первом плане. Будем смотреть правде в глаза: у Уоллеса нет никаких шансов быть избранным. Следующим президентом станет Дьюи… и после пятого ноября всем уже будет плевать на это. Но, Эрик, приятель, поверь мне на слово — телевидение перевернет жизнь людей. Пройдет пять, шесть лет — и оно убьет радио. Ты мог бы оказаться в рядах пионеров этой отрасли. Я бы даже сказал, в авангарде новой революции…