– Ваша фамилия Тенета?
Кира обернулась. В ранних ноябрьских сумерках она не могла толком разглядеть женщину, стоящую перед нею. Сразу бросилась в глаза только стройность ее высокой фигуры и длинное светлое пальто.
– Да, – кивнула Кира. – А в чем дело?
– Ваша прислуга сказала, что вы скоро будете. Я решила подождать вас здесь.
Слово «прислуга» звучало неестественно и высокомерно. А уж по отношению к Норе оно было просто вульгарным. Да, вульгарность чувствовалась в этой женщине сразу, и даже элегантное пальто не затеняло впечатления.
Да и лицо тоже – Кира наконец рассмотрела его, потому что неожиданная собеседница подошла поближе. Лицо было такое, какое делается у очень простых женщин после того как они разобрались в дорогостоящих кремах и косметических процедурах. Лоск от этого хоть и появляется, но все равно ведь на изначально нехитром материале, которого никаким лоском не скроешь.
– Я слушаю, – сказала Кира.
– Может, мы с тобой где-нибудь посидим?
– Зачем? И вообще, мне хотелось бы все-таки узнать, кто вы.
Женщина чуть заметно поморщилась. Кажется, ей не понравился холодный Кирин тон. Теперь Кира видела ее лицо совсем отчетливо. В нем было что-то от Марлен Дитрих, и странно было видеть это сходство в сочетании с вульгарностью. А, вот в чем дело: она узколицая блондинка, и губы у нее накрашены ярко-алой помадой, потому и вспомнилась Марлен.
– Я Ольга Длугач, – сказала она. – То есть теперь уже не Длугач, а Мустонен. Но это тебе, я думаю, неинтересно.
– Давайте останемся на «вы». – Теперь уже поморщилась Кира.
– Мы ровесницы, – заметила Ольга.
– Это неважно. Я не вижу никаких оснований для того, чтобы нам с вами панибратствовать.
– Вы непростая штучка, – усмехнулась Ольга.
Обсуждать с ней это Кира не собиралась.
– Насколько я понимаю, вы приехали за своим ребенком? – спросила она.
– Вы понимаете неправильно.
– Что именно я понимаю неправильно?
– Это не мой ребенок. Уже не мой.
Все-таки ей удалось Киру обескуражить! Да и как было спокойно отнестись к такому заявлению?
– Я видела его свидетельство о рождении, – стараясь скрыть свою оторопь, сказала Кира. – Оно у меня, кстати, с собой. Могу предъявить.
– Можете не предъявлять. У меня оформлены все документы о том, что я полностью отказываюсь от сына. В соответствии с российским и с финским законодательством. Предъявлю хоть сейчас.
– Сейчас не надо. – Кира умела брать себя в руки, и этот навык оказался очень кстати. – Чего вы хотите?
Теперь слегка опешила уже Ольга. Вероятно, она ожидала хотя бы расспросов о том, что за отказ и как он получился.
– Это Длугач потребовал, чтобы я отказ оформила, – объяснила она, хотя Кира никаких объяснений у нее не спрашивала. – Заявил, что сюрпризы ему от меня потом не нужны.
Такая ледяная, такая нутряная ненависть послышалась при этих словах в ее голосе, что Кире стало не по себе.
– Вы сдали ребенка в приют, и чтобы забрать его оттуда, Виктору потребовалось, чтобы вы оформили отказ? – уточнила Кира.
– Я не сдавала его в приют! – Все-таки Ольга вышла из себя. – Его туда поместили! Он девиантный, асоциальный – вы что, не поняли еще? В Финляндии таких детей на самотек не пускают. И в конце концов, мой нынешний муж ему такой же чужой человек, какой был бы и в патронажной семье. Тихона собирались поместить в семью, где люди к этому готовы! А если вы думаете, что Длугач прилетел за ним на крыльях любви, то очень ошибаетесь! – Это она уже не проговорила, а выкрикнула. От лоска не осталось и следа, в голосе слышалась истерика. – Он… Да он сам ему все равно что чужой был!..
Тут ее лицо исказилось, алая линия губ надломилась, и Ольга зарыдала.
– Давайте присядем, – переждав волну рыданий, предложила Кира. – Вот сюда, на лавочку.
Успокаивать Ольгу она не собиралась, но выяснить все обстоятельства было необходимо. А под рыдания, даже если они не слишком искренние, та, возможно, опишет эти обстоятельства с максимальной полнотой.
Погода для лавочки была, конечно, не самая подходящая – ветреная, сырая, – но Кира и не собиралась рассиживаться долго.
– Вы думаете, я такая стерва, а Длугач такой ангел? – Ольга осторожно промокнула под глазами бумажным платочком. – Он отец был вообще никакой. Прописку московскую хотел, вот ребенка мне и сделал.
Кира не стала напоминать, что ребенку вообще-то двенадцать лет. Если его и сделали только ради прописки, то что-то ведь было и потом, когда он уже родился? Но воспитательная беседа с Ольгой в ее планы не входила, поэтому она промолчала.
– Ну да, может, ему показалось… странным, что Тихон в приюте, – сказала Ольга. – А сам он, между прочим, ребенка однажды ударить пытался! По-вашему, это лучше?
– Мое мнение не имеет отношения к делу.
– Да, пытался! И что он там потом переживал и нажрался как свинья, это уже никому не интересно! Если ты не готов ребенка воспитывать, так и нечего было его делать.
«Далось ей это «делать»! – сердито подумала Кира. – Незабываемый, должно быть, был процесс».
– И меня он тоже ударил, – уже не истерически, а со злорадством сказала Ольга. – Не понравилось, что я ему все про него высказала, когда к Мустонену уходила. А что он думал, он мне изменять будет, а я буду молчать? Он обыкновенный крестьянин был, – отчеканила она. – Бизнесмен московский – это только внешнее. А по сути деревенщина.
– Его нет.
– О покойнике или хорошо, или ничего? – усмехнулась Ольга. – В таком случае, мне о нем сказать нечего.
– О Тихоне скажите, – напомнила Кира.
– А что – о Тихоне? Вот объясните мне, почему это считается, что отец может ребенку вообще внимания не уделять, все только и скажут: да-да, бывает. А если мать от своего материнства не в восторге, то это ужас-ужас?
Кира восприняла этот вопрос как риторический и ничего объяснять не стала. Да и что она за эксперт по материнству?
– Ну нет у меня этого инстинкта, – с вызовом произнесла Ольга. – И что мне теперь, удавиться? Дура была, молодая, предохраняться не умела. Да и какое тогда было предохранение? Я для Тихона сделала все, что могла. Обеспечила ему приличную страну, он бы там и без моих забот не пропал. А если Длугачу это не понравилось, так пожалуйста, бери, воспитывай сам! Сколько угодно!
– Ольга Андреевна, эта идея уже не имеет смысла, – сказала Кира. – Виктор погиб, ребенка воспитывать некому.
– А вот и надо было думать, когда его забирал, – отрубила Ольга. – Ребенок – это ответственность. Не справляешься – отдай приличному государству, оно справится. Ну что, скажете, не права я? Вот так вот, как сейчас, лучше вышло, да?