— Сьер! Почему вы?.. Извините, забыл ваше имя… Да, спеси стало поменьше. Уже не требует — просит. Но спешить некуда, можно пока полистать протоколы. На следствии сьер Гарсиласио де ла Риверо был очень разговорчив. Тоже метода — и очень удобная: болтать о чем попало, старательно избегая важного. Вот, например, здесь… и здесь…
Я поднял взгляд — его глаза были закрыты. Это заметил не только я. Маленький человечек бесшумно встал, легко толкнул парня в плечо.
— А?! — В глазах плавала боль. — Опять? Сьер… Простите, сьер, они мне не дают спать! Я не понимаю! Я требую…
Я ошибся. Он еще требует.
Закладка легла на нужную страницу. Вот с этого и начнем. Но не сейчас. После.
Когда сьер Гарсиласио уже ничего не станет требовать.
— Я действительно опоздал, извините. Это первое. Теперь второе. Вы не забыли мое имя, я вам его просто не называл…
Он подался вперед, рискуя упасть с табурета, но я покачал головой. Рано! Даже имя мое называть рано. С именем я сразу стану для него человеком, а это лишнее. Я — Черный Херувим. «Как содрогнулся я, великий Боже, когда меня он ухватил…»
— Теперь третье, сьер де ла Риверо. Спать вам не дают по моему приказу. Для вас началась Вегилия.
В глазах — испуг, затем — отчаянная попытка понять, осмыслить. Да, он еще думает. Я пришел слишком рано.
— Вегилия? Это… бдение по-латыни? Но почему? Я же не смогу ничего соображать!
Да, не сможет. И не только соображать.
— Я хочу, чтобы вы попали в Рай, сьер Гарсиласио. Но для этого вам надо сперва увидеть Ад. Тонкие губы дернулись, сжались.
— Кажется… Кажется, вы говорили об этом прошлый раз. Я подумал…
— Что это поэтический образ? Напрасно.
Я встал, зябко повел плечами. Черный плащ с капюшоном весь пропитался сыростью. Февраль!
— Хотите узнать, что я имел в виду? Извольте! Да, я пришел рано. Но время нашей встречи можно использовать с толком. Пусть подумает — пока еще способен.
— Начну издалека. В одной умной книге описан способ укрепления души, идущей по пути Просветления. Это, конечно, нелегко. Требуются две недели — в полной тишине, в темноте, в одиночестве…
Лет двадцать назад мне так же рассказывали о Просветлении. Только было это не в сырых подвалах Санта Мария сопра Минерва.
— Первые несколько дней ты вспоминаешь себя, свои дела и мысли: грешные, безгрешные — все. Это очень трудно — вспоминать все, не делая исключения. Затем ты начинаешь думать о тех, кто был праведнее тебя, кто страдал за Веру и Святую Церковь…
О тех, кто был праведнее. Как. отец Пинто. Он умер, прибитый железными клиньями к стволу кебрачо, еще одно острие вошло в грудь, прижимая к его сердцу маленький томик Евангелия. Умер, а прочие живут. Такие, как маркиз Мисирилли. Как этот еретик. Как я…
— Затем ты вспоминаешь страдания Господа. Это тоже очень нелегко — вспомнить все, деталь за деталью: бич, бьющий по плечам, плевки в лицо, гвозди в запястьях. Вспоминаешь — и начинаешь Видеть…
…Поначалу это было просто невыносимо. Многие не выдерживали, стучались в закрытые двери, рвались туда, где ярко светило солнце…
— А потом ты начинаешь представлять себе Последнюю Битву: Божий Град Иерусалим, окруженный войском праведников в белых одеждах, — и Вавилон, оплот Сатаны, восседающего на пылающем темным огнем троне…
— Игнатий Лойола. — Голос сьера Гарсиласио звучал хрипло, тяжело. — Игнатий Лойола, «Exercitia spiratuaia». Я взглянул на него не без любопытства.
— Читали, сьер де Риверо?
— Читал…
Он вновь закрыл глаза — и новый толчок заставил парня очнуться. Человечек в капюшоне бесшумно опустился на табурет. Я вспомнил: таких, как он, называют Клепсидрами — Будильниками.
— Ну что ж, тогда нам будет легче разговаривать. Негромкий смех был ответом. Сьер Гарсиласио закрыл глаза, откинулся назад.
— Так вы еще ко всему и иезуит! Странно, что я с самого начала не догадался, что вы из Общества.
Будильник был начеку. Парень застонал, открыл глаза.
— Компания Иисуса… Жаль, вашего Лойолу не сожгли еще тогда, в Толедо!
— В Саламанке, — тут же поправил я. — И разберемся с терминами. Слово «Общество» — «Сотраша», сьер еретик, как вы можете догадаться, испанское. Оно означает не кружок собутыльников, а военный отряд. Мы — Полк Иисусов, Его Войско. Но вернемся к «Духовным упражнениям»…
— Вы тоже видели все это, сьер иезуит? Иерусалим, Вавилон?
Неужели это ему интересно? Если так, то парень крепче, чем мне казалось.
— Видел. И, признаться, мои видения озадачили наставников нашего коллегиума. На Сатане был зеленый наряд с желтыми пятнами, на голове — берет, его войско сидело на железных повозках, которые двигались сами по себе, без лошадей и мулов, а в небе летали птицы — тоже стальные. Над Иерусалимом же реял стяг с шестиконечной звездой, а рядом с ним другой — полосатый, с маленькими звездочками в углу.
Я невольно улыбнулся. Тогда меня даже отправили к лекарю. Тот долго качал головой, после чего велел мне побольше спать. Но во сне я вновь видел все это: железные повозки, ревущие стальные птицы, острые носы крылатых стрел, направленных прямо в голубое безоблачное небо.
— И только потом ты начинаешь видеть Рай… Я ждал нового вопроса, но его не последовало. Впрочем, я бы не стал отвечать. Про такое можно рассказать только на исповеди.
— Подобные духовные упражнения, сьер Гарсиласио, полезны всем добрым христианам. А тем, кто оступился, в особенности.
Он долго молчал. Мне даже показалось, что парень заснул — с открытыми глазами. Но вот кончики губ дрогнули.
— Я уже все рассказал. Все! Неужели вы думаете, что я стану читать…
— А это и ни к чему.
Еретик, посмевший поднять руку на Мать-Церковь, не станет умиляться при виде страданий Господа. Себя он любит больше. Что ж, пусть пожалеет о себе, любимом.
— Для этого и придумана Великая Вегилия, сьер Гарсиласио. Три-четыре ночи без сна — и Сатана, которому вы служите, сам придет к вам. Ваш Ад будет страшен. А вот увидите ли вы Рай, зависит уже от вас. Ну, и от меня в какой-то мере.
— Я все равно ничего вам не скажу!
В его голосе слышалось упрямство и одновременно — страх.
— «В боренье с плотью дух всегда сильней», — усмехнулся я, вставая. — Докажите! Я зайду к вам через пару деньков…
— Погодите! — Он попытался вскочить, но Будильник тут же оказался рядом. — Вы!.. Вы не имеете права! Пытайте меня! Пусть даже дыба, велья!.. Я уже все сказал! Все!