— Вроде тебя? — ехидно спросил я.
— Совершенно верно. Моя подготовка позволяет мне хладнокровно созерцать все что угодно. Даже твой нынешний облик.
Эк он все-таки разошелся.
— Ну что, меня уже можно выпускать на улицу? — спросил я четверть часа спустя.
— Можно, — ответил Лонли-Локли. — Вопрос — нужно ли? Ну да ладно, пошли.
В довершение всех бед он, разумеется, не пустил меня за рычаг амобилера. Дескать, в Ехо не принято, чтобы дети городским транспортом управляли.
Это, честно говоря, нигде не принято, кто же спорит. Однако мне было обидно. Кажется, я тоже вошел в роль трудного подростка, угнетаемого строгим отцом. Оно и понятно, в такую роль войти — раз плюнуть.
Пришлось мне бездарно ютиться на заднем сиденье, пока наш амобилер медленно и торжественно полз через весь город. Дорога до Сумеречного рынка отняла у нас часа полтора, я вконец извелся. Лучше бы пешком пошли, честное слово.
Однако когда я смирился с мыслью, что поездка будет продолжаться вечно, мы все-таки остановились на Рыночной площади.
— Держи, — сказал Лонли-Локли, протягивая мне большую корзину, сплетенную из кожаных лоскутов.
— Что это? — опешил я. — Зачем?
— Когда дети сопровождают взрослых на рынок, они обычно несут покупки, — объяснил мой друг. — Я просто стараюсь следовать сложившимся традициям. Ты же не хочешь, чтобы на нас все глазели?
— Хорошо хоть, вы, взрослые, верхом на детях не ездите, — проворчал я, принимая корзину. — И палками их публично не бьете. Какая нечеловеческая удача!
Лонли-Локли с видом мученика возвел глаза к бледному полуденному небу. Его, впрочем, можно было понять. Я и сам-то от себя уже начал уставать, а стороннему человеку, конечно, куда как труднее.
Сумеречный рынок, занимающий целый квартал в самом сердце Старого Города, — одно из самых колоритных местечек в столице Соединенного Королевства. Это почти бесконечные лабиринты крытых прилавков и тесных павильонов, днем и ночью освещенные лишь тусклым оранжевым светом мелких грибов да голубым сиянием газовых шаров — отсюда, говорят, и название. Пространство такое же пестрое и шумное, как Речной Порт, но гораздо более компактное и чистое, насквозь пропахшее заморскими пряностями, свежеструганным благовонным деревом, запретными чудесами и чужими секретами. Здесь нет ни нищих, ни пьяных матросов, ни гнилых досок, ни пыльных мешков. Только деловитые продавцы да товары, попавшие сюда из корабельных трюмов, ремесленных мастерских и даже чужих сундуков: воры предпочитают торговать краденым именно здесь, на Сумеречном рынке, больно уж он велик, так что затеряться в толпе проще простого. Сюда несут свою добычу и знатоки подземных лабиринтов, профессиональные мародеры с университетским образованием, вдумчивые расхитители сокровищ из подвалов древних дворцов и тайных складов бывших Орденских резиденций, где, говорят, хитроумных ловушек больше, чем камней в стенах, зато до сих пор можно найти в высшей степени полезные и опасные сувениры минувших эпох.
Я не раз слышал, что на Сумеречном рынке можно купить все что угодно — хоть тычинки серой орхидеи из Шиншийского Халифата, хоть скорлупу яиц арварохского хуба, хоть заплату от мехового плаща основателя Ехо Халлы Махуна Мохнатого. Нужно только прийти сюда в правильное время и обратиться с правильным вопросом к правильному человеку. Не знаю, я-то сам всегда посещал Сумеречный рынок скорее ради развлечения, чем в поисках редкостей. И покупки делал просто так, по вдохновению, а не по заранее составленному списку.
Лонли-Локли, как нетрудно догадаться, действовал совсем иначе. Во-первых, у него действительно был заготовлен длиннющий список. Во-вторых, он явно представлял, где что искать и к кому следует обращаться с вопросами. Поэтому мы не праздно слонялись по рынку, как я привык, а методично прочесывали его территорию, то и дело останавливаясь у прилавков, заваленных какими-то загадочными порошками, травами и плотно закупоренными керамическими сосудами. Некоторые товары Шурф покупал не торгуясь; иногда, напротив, настойчиво сбивал цену, хотя речь шла о каких-то несчастных горстях, — я бы на его месте, не задумываясь, полез в карман за деньгами. Так то я, известный мот и транжира, непрактичная бестолочь.
Пару часов спустя я был близок к тому, чтобы начать ныть и канючить, как и положено ребенку, измученному продолжительным шопингом. К счастью, сэр Шурф вовремя догадался купить мне отличное пирожное — невесомый комок сладкой ореховой пыли размером почти с мою голову. Это, как ни странно, на какое-то время вполне примирило меня с реальностью, я даже корзинку эту грешную ему простил. Ну, скажем так, почти.
Меж тем мы сделали несметное множество покупок. Корзина моя наполнилась свертками, пакетами и склянками; самое поразительное, что все наши приобретения я видел впервые в жизни. Более того, никогда прежде не слышал об их существовании. Порошок Тротт, кора дерева кури, дымная глина из Лохри, сок маракумбы, смола ферниха, кислая шиншийская смесь, сушеные моллюски кримпи и еще добрая дюжина наименований, столь же загадочных, сколь и бессмысленных — с точки зрения необразованного болвана вроде меня.
Наконец, когда я уже потерял надежду когда-нибудь выйти из душного полутемного павильона на свежий воздух, Лонли-Локли внимательно проглядел список и объявил:
— Ну вот и все. Нам повезло. Я-то опасался, что некоторые ингредиенты придется специально заказывать у знакомых поставщиков; ожидание могло бы затянуться до глубокой ночи. Но сегодня на удивление удачный день.
— Придется поверить тебе на слово, — вздохнул я. — Давно уже забыл, что это такое — удачный день. А оно вон как. Все моллюски кримпи наши, и ничего больше не нужно для счастья!
— Моллюски — это как раз пустяки, — совершенно серьезно заверил меня Шурф. — Ходовой товар. А вот по дешевке купить у незнакомого торговца стеклянный пепел из Куними — огромная удача. Я на это, конечно, надеялся, но не слишком рассчитывал.
— А теперь мы поедем домой? — жалобно спросил я. — У меня уже голова кругом идет, и снова спать хочется. Душно здесь. И запахи эти…
— Думаю, дело не в духоте и не в ароматах. Скорее всего, через несколько часов к тебе вернется прежний облик. Эти старинные уандукские зелья чем плохи — похмелье от них хуже, чем от джубатыкской пьяни, почти от всех. Поехали, действительно, пока ты на ногах держишься.
В амобилере я уже не сидел, а лежал. Думаю, Шурф был прав, все дело в этой Кобиной микстуре. По крайней мере, во рту у меня снова появился привкус серы и груш, а мышцы болели так, словно я дюжину дней не вылезал из тренажерного зала. Хотя, казалось бы, с чего?
— Что, плохо дело? — сочувственно спросил Шурф. — Ничего, потерпи. Не слишком высокая плата за неосмотрительность. И как у тебя ума хватило из чужих рук неизвестное питье принимать? Ты же не мог знать, как оно на тебя подействует. После супа Отдохновения и убившего тебя приворотного зелья мог бы быть осторожнее!
— Не мог, — огрызнулся я. — Если бы мог, то и был бы, неужели непонятно?