— Это не Орден, скорее уж наоборот. Я читал, что Отшельники стали появляться в древности как бы в противовес магическим Орденам. В знак протеста или чтобы доказать, что настоящую силу можно обрести, не объединяясь, а, напротив, уединяясь. Точно неизвестно, что ими двигало, и вообще об Отшельниках очень мало информации: они же никогда ничего о себе не писали и даже не рассказывали. Есть только заметки сторонних наблюдателей, рассказы случайных очевидцев и всякие догадки, гипотезы — не так уж много, честно говоря. Отшельники мало кому интересны. Когда-то, еще в бытность Орденским послушником, я вдруг увлекся этой темой и прочитал все, что можно было найти в библиотеке Иафаха. Так вот, они не просто не разговаривают с другими людьми, им вообще не положено замечать никого и ничего, кроме вещей, необходимых для выживания. Свой дом, сад, огород замечать можно, даже нужно, поскольку — для дела. Зверей и птиц тоже, но только на охоте, когда они — будущая еда. Или, скажем, если вредят посевам. Несъедобных и безвредных в упор не видят, по крайней мере, обязаны не видеть… У них вообще много странных обычаев, но самое главное, что нам надо иметь в виду: Отшельник игнорирует окружающих, пока может. Когда больше не может игнорировать, он обязан устранить источник раздражения, отвлекающий его от размышлений и концентрации. То есть я не удивлюсь, если этот дядя в какой-то момент перестанет нас игнорировать и тут же пойдет в сарай за топором. Лучше его не донимать — ну или сразу убить, чтобы без неожиданностей обошлось. Но убийство последователей древней секты, как я понимаю, не входит в наши планы?
— Ни в коем случае, — строго сказал Гуриг. — Да, повезло нам! Правильные книжки ты в детстве читал, друг мой. Ума не приложу, чем бы кончился наш визит, если бы ты не объяснил…
— Я думал, их уже давным-давно не осталось, — пожал плечами Моти. — Наткнуться на Отшельника здесь, на Муримахе, где я уже чуть ли не каждую пядь земли знаю, как свою ладонь, — это же настоящее чудо!.. Откуда он взялся?! И как, интересно, они продолжают традицию? Как вербуют учеников, последователей? У них же главная задача — полная изоляция…
— Ну, может быть, он так с древних времен тут и живет, — пожала плечами Лаюки. — Мы же не знаем, ради чего Отшельники отшельничают. Может, как раз ради долгой жизни?
— Все может быть, — равнодушно согласился Гуриг. — Меня другое занимает: что мы будем делать? Я, честно говоря, все же не хотел бы уходить отсюда без припасов. Может быть, залезем к нему в погреб, наберем всего понемножку, а взамен оставим деньги?
— Ну и что он будет делать с деньгами? — Магистр Моти укоризненно покачал головой. — Он же на рынок не ходит… Можно, конечно, просто что-нибудь утащить, но как-то это нехорошо, по-моему.
— Да, некрасиво, — согласился Король.
— А если оставить не деньги, а что-нибудь полезное? — предложила Лаюки. — У нас есть кое-какая запасная одежда; по крайней мере, мои лоохи будут ему более-менее впору. Имеется лишний спальный мешок — я взяла на всякий случай. Что еще… А, ну да, эти смешные штуковинки для добывания огня, которые сэр Макс из Щели между Мирами достал, — их же у нас в избытке! А вещь для лесного жителя полезная.
Мы уселись под высоким плодовым деревом, развязали рюкзаки и принялись перебирать наши запасы. Лаюки с рогаткой Бабум наперевес стояла на страже: кто его знает, этого Отшельника, может быть, он готов безропотно терпеть наше присутствие еще полгода, а возможно, дал себе слово убить нас, если мы через четверть часа не уберемся восвояси. Тут лучше быть наготове.
Отобрав кучу полезных в хозяйстве вещей, с которыми вполне можно было расстаться на этом этапе паломничества, мы направились к хозяйственным постройкам. Лаюки держалась уверенно: сказала, что с такими огромными дядьками обычно бывает не слишком сложно справиться, а оружие у него если и есть, то скорее всего самодельное. То есть за свою шкуру можно особо не волноваться.
Погреб, где хранились припасы Отшельника, мы нашли сразу — по запаху. Обмануться было невозможно: голодный человек чует пищу не хуже, чем какая-нибудь лесная зверушка. Впрочем, в погребе мы вели себя вполне цивилизованно: взяли пару копченых окороков, благо их тут было больше дюжины, несколько связок сухих овощей и одну из десятка головок домашнего сыра, зато к соленьям, которых оставалось всего полбочонка, не притронулись и варенье пощадили. Умиленные собственной порядочностью, вышли во двор. Одноглазый как раз приступил к починке ворот. На нас он по-прежнему не обращал никакого внимания. Мы сложили заранее отобранное барахло у крыльца и потопали к выходу.
Оставалось только пройти мимо Отшельника, который с мрачным видом разгребал останки ворот — то ли надеялся найти среди щепок и пыли пригодные в хозяйстве куски дерева, то ли просто оценивал ущерб. Лаюки заявила, что на этом этапе мы должны соблюдать максимальную осторожность. Дескать, на месте хозяина дома она сама сейчас вряд ли смогла бы держать себя в руках. Встала между Отшельником и нами, благо широкий пролом позволял развернуться, дождалась, пока мы выйдем, и только тогда начала отступать: спиной к дороге, лицом к возможному противнику.
Выглядело это довольно забавно: огромная, как медведица, Лаюки, тяжело груженная окороками, пятится на цыпочках, угрожающе размахивая рогаткой Бабум. Моих нежных дружеских чувств к ней хватило, чтобы не заржать в голос, но улыбался я до ушей и, чего греха таить, то и дело оборачивался, чтобы полюбоваться этой дивной картиной.
Оглянулся в очередной раз, заготовив заранее подходящую к случаю добродушную ухмылку, да так и застыл на месте, с ненужной уже дурацкой ухмылкой наперевес. В этот самый миг одноглазый отшельник, казалось бы с головой ушедший в работу, молниеносно, не делая лишних движений, не потрудившись даже хоть как-то изменить отсутствующее выражение лица, достал из-за пояса гигантский тесак и, почти не размахиваясь, с силой метнул его в Лаюки.
Счастье, что я так медлителен и неуклюж. Будь у меня хоть одной секундой больше, я бы, пожалуй, попытался повалить нашу прекрасную охранницу на землю или кинулся бы прикрывать ее могучий торс своей тщедушной тушкой. Надо сказать, что драчун из меня никакой — отними у меня возможность колдовать, вот как на Муримахе, и получишь шестьдесят с небольшим кило бессмысленной, зато суетливой протоплазмы, бурно размахивающей вполне бесполезными кулаками. В тот раз я не сделал ни единой глупости только потому, что не успел: прежде чем я осознал, что происходит, Лаюки выбросила вперед левую руку и поймала летящий в нее тесак. Не глядя, отшвырнула его в сторону и привела свою рогатку в полную боевую готовность.
— На нас наконец-то обратили внимание! — объявил я.
Гуриг и Моти только сейчас остановились и непонимающе уставились на нас. Сцену великой битвы продолжительностью в полторы секунды они, надо понимать, благополучно проморгали.
Одноглазый, вопреки моим ожиданиям, не ринулся в бой, а закрыл лицо руками. Из его груди вырвался тяжкий вздох, переходящий в сдержанный, но яростный стон.
— Ну откуда вы взялись на мою голову?! — прорычал он. — Так все было хорошо! Мне всего-то двадцать три года оставалось, а теперь все сначала придется начинать! Приперлись! Ворота сломали! Да еще и еду украли, нелюди! И меня… и мне… все, все мне испортили-и-и-и!