Вот и хорошо.
Черчу на ее ладошке затейливый символ – единственный известный мне магический знак; иных, впрочем, и не требуется. Как он действует, из какой традиции пришел, почему чертить его нужно средним пальцем левой руки на правой ладони – всего этого я не знаю. И кажется, вообще никто. Но факт остается фактом: символ работает; насколько я понимаю, именно его сила помогает нам освободиться от власти времени, вырваться из потока. Не вынырнуть на поверхность, скорее уж лечь на дно, затаиться в глубоководной пещере, не то перевести дух, не то, напротив, задержать дыхание, а потом снова присоединиться к общему траурному шествию и убедиться: никто ничего не заметил. Даже само время, кажется, не в курсе, что одному из пленников удалось совершить побег, а потом тихонечко вернуться в темницу. Течет себе и течет, как прежде, словно не было никакой прорехи и вообще ничего не было.
Но ведь было.
Только это и важно. Только это.
Последний штрих. Теперь мой волшебный рисунок завершен. На старт, внимание, приготовились.
Еще несколько секунд лицо Вари остается напряженным, потом мышцы внезапно расслабляются. На губах – улыбка, похлеще, чем у Моны Лизы. Все. Вари здесь больше нет.
Но пока я держу ее за руку, я некоторым образом остаюсь в курсе дел. Не наблюдаю, конечно, не живу рядом с нею день за днем, просто в общих чертах понимаю, что происходит. На примитивном уровне: «сладко-горько», «выносимо-невыносимо», «приятно-больно», «жить-умирать» – не более того.
Так вот: не просто «выносимо», но и сладко, и приятно. И чертовски увлекательно. Ай да я! Угадал. Молодец.
Сажусь, «пять».
Не тороплюсь, даю Варе возможность прожить пару десятков чужих лет. Пусть взрослеет вместе с этим мальчиком, пусть насладится чужой зрелостью, обнимет всех его женщин и понянчится с его детьми, а вот стареть мы ей пока не позволим. Рано еще. Потом, когда придет опыт, будет сама решать, хочется ей этого или нет. Удовольствие-то на любителя, к числу коих я, честно говоря, не принадлежу до сих пор. Хотя Михаэль, помнится, говорил, что возможность прожить чужую старость сулит накху-гурману какие-то удивительные, утонченные наслаждения.
Может быть. Просто я у нас не гурман, увы.
В общем, довольно пока. Пора домой, нагулялась.
Снова черчу на Вариной ладошке волшебный знак, на сей раз – в обратном направлении. Начинаю с последней черты, завершаю первым штрихом. Так мы закрываем врата, зовем домой заигравшегося в чужие игрушки странника. Хватит, набегалась, наплакалась, насмеялась. Теперь можно немножко пожить собственной жизнью, для разнообразия. Десять минут или пару часов, а то и вовсе сутки. Там поглядим.
На сей раз узнать меня ей нелегко. Глядит изумленно, хмурится. Пытается понять, что происходит, припомнить: где мы встречались?
– Аркан «Дьявол», – говорю. – Он же «Иерофант», он же «Отшельник». Погубитель «Шипе-Тотека», как оказалось. Я тебе этой ночью колыбельную пел, помнишь? Про зеленую карету…
Содрогается, кивает. Отводит глаза, а потом и вовсе кладет голову на руки.
– И сказку рассказывал, – говорит наконец. – Про Маленького Динозавра, который не хотел вымирать. Я – девочка, да? И звать меня Варвара, а вовсе никакой не Вадим… Господи, трудно как все… Как же, господи, трудно! Двадцать с лишним лет псу под хвост. И Машка моя псу под хвост, такая распрекрасная. И Борька, значит, под хвост все тому же псу, и кино наше. Мы же с Алимом мультфильм хотели снимать по Андерсену, с использованием новой обонятельной палитры; чтобы Русалочка пахла весенним морским ветром, ведьма – подгнивающими водорослями, а принц – просто пóтом, как все очень взрослые и регулярно пьющие мужчины, едва уловимо, но явственно. Такая находка: с виду прекрасный, юный мальчик, а запах все рассказывает о его безрадостном будущем без Русалочки – для тех, кто понимает, конечно, для чутких и сообразительных… Это моя была идея, Алим от восторга прыгал. И ведь деньги уже нашли, грант получили, аппаратуру арендовали… И тут вдруг выясняется, что грант не мой, и кино тоже не мое, и Алим чей-то чужой друг. Машка – и та чужая. И – я правильно понимаю? – вообще еще не родилась.
– Тебе виднее. Кто такая эта Машка? Жена?
– Дочка. – Поднимает голову, улыбается, и я вижу, что глаза у нее на мокром месте. – Четыре годика исполнилось. Такая умнющая девка! Доченька моя.
– Не твоя, – напоминаю мягко. – А этого молодого человека. Все у него еще впереди: и Машка, и Борька, кто бы он там ни был, и друг Алим, и кино… Давай, возвращайся обратно. Здесь у тебя тоже совсем неплохо дела обстоят. Здесь у тебя кофе стынет, шоколадка не съедена, денег полные карманы…
– Здесь у меня ты сидишь, – вдруг говорит Варя. – И это – решающий аргумент.
Тут же смутилась, спохватилась, покраснела. Зато в себя пришла, окончательно и бесповоротно. Вскочила, едва не опрокинув все окрестные стулья своей длиннющей юбкой.
– Чего тебе взять? – спрашивает. – Мне совершенно точно нужно выпить коньяка. А тебе коньяка совершенно точно не нужно, ибо ты за рулем. Это единственное, что я сейчас понимаю в вашем тутошнем мироустройстве.
– Вполне достаточно, – улыбаюсь. – Базовые тезисы, считай, усвоила. Возьми мне кофе, лучше бы какой-нибудь африканский сорт. К примеру, кенийский, если у них есть. И стакан газированной воды.
– С бульбашками? – уточняет.
Киваю. Улыбаюсь, глядя ей вслед. «Бульбашки», надо же…
Десять минут спустя, вернувшись с напитками, Варя строго говорит:
– На сегодня хватит с меня твоих чудес. Я не железная. К тому же мне еще твоего приятеля переводить с басурманского наречия на нормальный русский язык. Только что вспомнила, чуть не поседела… А ты, пока меня ждал, сколько жизней успел прожить? И чьих, если не секрет?
– Ни одной, – улыбаюсь. – Я занят был, кофе твой допивал, пока он окончательно в помои не превратился. Серьезное дело, не до баловства, чай.
– Правда, что ли? – удивляется.
– Конечно, правда. Зачем тут врать?
– Тогда, пожалуйста, сделай это при мне, – просит она. – Я хочу знать, как… Как это выглядит со стороны. Хочу видеть, как ты вернешься обратно. Я не знаю почему, но мне очень-очень нужно, чтобы ты… Или ты сейчас не можешь?
– Да нет, почему. Могу. Запросто. Если для тебя это важно, смотри на здоровье.
Очень удачно все получилось. Я как раз одну милую женщину присмотрел, пока Варя в очереди скучала. На всякий случай, про запас: вдруг моя подопечная добавки потребует. Ну вот, самому пригодилась заначка. Очень своевременно и, я бы сказал, справедливо. А то уже больше суток живу, как последний дурак, собственной жизнью, на удивление насыщенной и занимательной, это да, но все же линейной до отвращения – для тех, кто понимает, конечно.
– Пока, – подмигиваю Вареньке, рукой машу, словно бы и правда уходить собрался. – До встречи!