— Солнышко выглянуло, — радуется Васька. — Смотри, какие башни! Круче, чем на фотографиях. Уже, значит, не зря приехали!
Удивительно, но она права. Теперь, когда мы подошли ближе, оказалось, что в неярких лучах ноябрьского солнца замок Крживоклат действительно очень хорош. Я даже не ожидал.
— Правда же, просто чудо какое-то? — Васька дергает меня за рукав.
Это ты у меня чудо какое-то, думаю я. Но вслух ничего не говорю, молча киваю. И достаю из чехла камеру в надежде, что снимки хотя бы отчасти смогут передать открывшееся нам духоподъемное зрелище.
В ноябре Крживоклат закрыт для посещений по будним дням. Так обстоят дела почти со всеми чешскими замками. Но тут я заведомо пролетел: приехал в воскресенье, а в субботу, сразу после обеда, — в аэропорт и домой. Ничего не поделаешь, я и так чудом вырвался, благо Лялькина сестра согласилась пожить у нас в мое отсутствие, но в ночь с субботы на воскресенье у нее на работе дежурство, а я не хочу, чтобы моя жена ночевала одна. Лялька не такая уж беспомощная, а все-таки больному человеку не следует оставаться в одиночестве. Особенно по ночам, когда даже здоровым бугаям вроде меня в голову лезет всякая погибельная дрянь.
В общем, экскурсия по замку мне не светила в любом случае. Я подозревал, что мы даже во внутренний двор не попадем, но тут нам повезло, замковые ворота были распахнуты настежь.
— Ну слава богу, — выдохнула Васька. — Выходит, не зря все-таки тебя сюда тащила.
— Уже в тот момент, как солнце вылезло, стало ясно, что не зря, — улыбнулся я.
— И все равно здорово, что открыто! — заключила Васька, подпрыгнула от избытка чувств и побежала вперед.
А я снова взялся за камеру, хоть и понимал, что иллюстраторов альбомов мне нипочем не переплюнуть. Но удержаться было невозможно.
Пока я принимал изысканные позы и щелкал кнопкой, Васька успела исследовать замковый двор и вернулась ко мне счастливая, как охотничья собака, с информацией вместо кролика в зубах.
— Там в одном окне пес и кот! — выпалила она. — А в другом рыба. А внизу ангел. Все деревянные. Это, по-моему, сувенирная лавка. И она почему-то работает. Хотя, по идее, не должна бы.
— Почему не должна? — рассеянно спросил я.
— Ну как — почему? Замок же закрыт. Ни экскурсий, ни туристов. Только психи-одиночки вроде нас. Какой смысл лавку открывать?
— Если с каждой электричкой приезжают хотя бы два таких психа, лезут сюда, удивляются, что лавка открыта, и на радостях покупают какую-нибудь ерунду, то смысл очень даже есть, — сказал я. — Пошли поглядим, что там. Может, подарю тебе куклу. А то ты в последнее время как-то подозрительно хорошо себя ведешь.
У деревянного ангела, охранявшего вход, было такое лицо, словно он изо всех сил сдерживал смех.
За дверью обнаружилось небольшое помещение, до краев заполненное разноцветными деревянными рыбами, птицами, котами и прочим зверьем. На полках громоздились пирамиды ярких керамических кружек и мисок, на вешалках болтались пестрые футболки, а на полу вперемешку толпились толстые веселые ангелы и игрушечные паровозы немыслимой окраски. В углу, отгороженном от зала стойкой, заваленной грудами деревянных поделок, на низком табурете сидел человек с кудрявой седой шевелюрой и сосредоточено резал ложку из светлой древесины.
— Вы, конечно, бельгийцы, — сказал он по-французски, не отрываясь от работы.
Мы изумленно переглянулись. Почему именно бельгийцы?
— Нет, месье, — наконец пискнула Васька.
— Значит, финны, — безапелляционно заявил он и тут же перешел на финский.
Мы ошеломленно молчали, а мастер резал ложку и что-то рассказывал — неспешно, обстоятельно. Речь его лилась, как густой молочный коктейль моего детства, за четырнадцать копеек, из отдела «соки-воды», теперь таких не делают, Васька его не застала и уже вряд ли когда-нибудь попробует. Рецепт божественного напитка утрачен навек, тетя Галя из соседнего гастронома унесла его в могилу, не разболтала новым владельцам торгового предприятия, решила небось: пускай со мной умрет моя святая тайна, мой вересковый мед, — и точка.
— В следующем перерождении обязательно стану финном, — прошептала Васька. — Или даже двумя финнами сразу. И приеду сюда еще раз. Чтобы загладить неловкость.
— Ладно, — вздохнул я. — А мне, что ли, бельгийцем придется? Как думаешь? Или составить тебе компанию?
— Давай, — обрадовалась она. — Третьим будешь.
Но тут в разговор вмешался кудрявый резчик.
— А-а-а, русские. Можно и по-русски поговорить.
Отложил в сторону готовую ложку и наконец повернулся к нам. Оказалось, совсем молодой мужик, почти мой ровесник. Просто рано поседел, бывает.
— Сколько же вы языков знаете? — изумленно спросила Васька.
Некоторое время он думал, сосредоточенно загибая пальцы. Наконец озвучил итог:
— Восемнадцать — если считать все языки, на которых я говорю и читаю. Но грамотно писать получается в лучшем случае на шести. Скажем, по-русски я и строчки не напишу. С кириллицей у меня совсем плохо.
— Все равно круто, — вздохнул я.
Зависть — скверное чувство, я в курсе. Но иногда просто невозможно удержаться.
А Васька ничего не сказала, зато уставилась на кудрявого хозяина лавки с нескрываемым обожанием.
— Просто у меня все время заняты руки, — объяснил он. — А голова без дела болтается. Надо ее чем-то заполнять. Когда-то я учился в университете, совсем недолго. Но успел пристраститься к учебе. Это своего рода дурная привычка. Тянусь к словарям, чтобы забыться, как нормальные люди к бутылке. Ничего не могу с собой поделать.
— А где вы учились? — вежливо поинтересовался я.
— В Оксфорде, — неохотно ответил он. И поспешно добавил: — Но это было очень давно. И меня почти сразу исключили. Так что не о чем говорить.
— О-о-о, — благоговейно выдохнула моя дочь.
Уверен, Ваське кажется, что быть исключенным из Оксфорда — это даже круче, чем просто там учиться. И в глубине души я с нею солидарен, чего уж там.
— Что вам показать?
Этот вопрос вернул нас с Васькой на землю. Благоговейные вздохи — дело хорошее, кто бы спорил, но, с точки зрения кудрявого полиглота, милосердный Господь послал нас ему не ради заточки ляс, а исключительно с целью товарно-денежного обмена. Мужик небось который день без покупателей сидит. На нас вся надежда.
— Папа обещал купить мне куклу, — объявила Василиса. — Хотя мне кажется, что вот та зеленая рыба гораздо круче.
— Прекрасный выбор. Это действительно очень полезная рыба, — согласился хозяин лавки. — Она все знает о людях. Человек только вошел, а она его уже раскусила, видит как на ладони. Ее не проведешь.
— И про нас знает? — обрадовалась Васька.