— У тебя и романов никаких нет. — Затронув интимную тему, Феликс невольно перешел на шепот. — То есть многие думают, у тебя с Ольгой роман, а я знаю, что нет. Это же всегда видно, стоит посмотреть, как люди себя ведут, когда вместе.
— Правильно, — говорю, — молодец, сыщик. И что дальше?
— Ну как — что? Так не бывает. В смысле, люди так не живут.
Ладно, думаю, как скажешь. Не живут, так не живут. Как же, оказывается, просто прослыть монахом — достаточно не докладывать интимные подробности своей жизни всем желающим послушать. Офигеть. Ладно, пусть думает что хочет. Без комментариев.
— А может, я просто придурок? — спрашиваю. — Должен же кто-то быть придурком без карьеры и личной жизни, чтобы другим людям было приятно ощущать себя молодцами на его фоне.
— Не похож. Впрочем, я плохо разбираюсь в придурках, — улыбается Феликс. — И конечно, была у меня такая версия. Казалась вполне рабочей — до тех пор, пока я не поговорил со Светкой Бариновой.
— А это кто такая?
— Ну так, одна хорошая девчонка, в «Амфоре» работает. Она тебя знает, а ты ее нет. Ты, кажется, практически со всем человечеством в таких отношениях… Короче, ты к ним однажды зачем-то приходил, а она стояла во дворе, за деревом, типа покурить вышла, и ревела. На нее одновременно куча всякой фигни свалилась: мама в больнице с неприятными перспективами, бойфренд уехал на рыбалку и пропал, третий день эсэмэсок не шлет, а телефон не отвечает, папаша, красавец, несколько лет в завязке был, а тут развязал — в общем, все сразу, и еще начальница обругала за какую-то ерунду. Все, последняя капля, девочка пошла рыдать. Ну вот, стоит она, ревет, а тут ты мимо идешь. Подошел, погладил по голове, сказал: все будет хорошо, вот увидишь, ты сама не поверишь, что так хорошо бывает…
Я, конечно, совершенно этого не помню. То есть в издательстве «Амфора» я действительно однажды был, они у меня пару картинок на какие-то обложки выпросили, и, оказавшись в Питере, я поперся к ним в офис, заинтересовавшись не столько копеечной суммой, сколько романтическим адресом — набережная Черной речки, не хрен собачий, когда еще повод будет такое прекрасное место посетить. А вот рыдающую девочку во дворе, хоть убей, не помню. Но, теоретически, вполне мог под настроение несчастного ребенка по голове погладить. На меня порой находит. Очень они трогательные бывают, юные девицы, когда им в очередной раз кажется, будто жизнь кончена и мир рухнул. Я-то знаю, как у них все устроено: одна правильная эсэмэска от правильного мальчика, и рухнувший мир тут же восстает из пепла, краше прежнего. И так порой десять раз на дню. Ужасно глупые они, но хорошие, эти самые юные девицы. Все или почти все.
— …и она говорит, как-то сразу тебе поверила. И успокоилась. И пошла на место. А через час начальница приходит с конфетами — прости, дескать, что наорала, сорвалась, это не дело, больше не повторится, давай чай пить. Светка офигела, конечно, потому что начальница вредная тетка, никогда раньше не извинялась, а уж конфеты… Ладно, неважно. Важно, что еще через час бойфренд позвонил. У него, понятное дело, трубка в воду упала, а так все хорошо, вернулся, сейчас приедет ее с работы встречать. Дальше больше: дома папаша трезвый. Говорит, сердце прихватило, испугался, больше ни-ни. А наутро и маму из больницы выпулили, у нее, оказалось, не болезнь вовсе, а так, ерунда какая-то, таблеток прописали — и привет. Короче, девочка до сих пор не сомневается, что это все из-за тебя. В смысле, благодаря тебе. Я ей не то чтобы вот так сразу поверил, но на заметку взял. И стал рыть в этом направлении. И такого нарыл…
Ага. Могу вообразить. И заранее трепещу.
— Между прочим, Оля мне по большому секрету рассказала, как ты ее спас.
Хренассе. Вот это новость. Сам спас и сам не знаю.
— Ну помнишь, она по врачам бегала, паниковала, что-то малоприятное там вырисовывалось, мягко говоря. Так вот, я знаю, как ты ей дал стакан воды и сказал: «Выпей, ложись спать, завтра опять будешь здоровая лошадь, как тебе и положено». И действительно, все как рукой сняло.
О господи. Ольга, тоже мне дама с камелиями. А то я не знаю Ольгу. Ее страсть выдумывать себе всякие болячки меркнет только перед ее же страстью к дешевой мистике. А поскольку мне надоело слушать ее нытье и видеть, что она, бедняга, сама себе верит, пришлось устроить обряд исцеления живой некипяченой водой из царства тьмы, в смысле из ржавых труб московского водопровода. Самовнушение — великая сила, особенно когда болезнь — тоже его результат.
— Потом Бернар. Его-то ты помнишь?
Еще бы мне не помнить Бернара. Смешной такой француз, по уши влюбленный в Москву и московскую красавицу Лёлю. Не понимаю его в обоих случаях, но не моего ума это дело.
— Ему визу не хотели продлевать, он, натурально, был в ужасе, а ты его этак покровительственно приобнял за плечи, сказал: «Не грусти, дружище, чудеса порой случаются», и на следующий же день нашлось какое-то турагентство, не то в Литве, не то в Латвии, которое взялось уладить проблему. Короче, чувак съездил, заплатил, получил годовую визу, живет и радуется.
Интересно, а что еще можно сказать хорошему человеку, доведенному российской бюрократией до полного отчаяния? А что мой сочувственный треп теперь, задним числом, выглядит как сбывшееся обещание — ну так чудеса действительно иногда случаются, особенно с теми, кто очень этого хочет, я-то тут при чем.
— А Катя Миних, которая сидела без гроша, пока ты не дал ей бумажный доллар, сказал: «Это магнит, будет к тебе деньги притягивать, не потеряй, положи в кошелек и готовься к новой буржуйской жизни». И ей как поперло! Заказы отовсюду посыпались, уже квартиру покупать собирается, прикинь.
Ну да, ну да. Я великий шаман-чудотворец, преклоняйтесь все, пожалуйста. У Кати, между прочим, при всех ее талантах, на лбу всегда было написано: «Я бедная сиротка, пойду поем краденой перловки из консервной баночки». Зато она суеверна до ужаса, и это плюс, потому что помочь такому человеку проще простого, надо только изобрести Очень Хорошую Примету, специально для него, чтобы поверил. Бумажный доллар — это, честно говоря, фигня, никакой фантазии, у меня тогда голова не тем занята была. А вот несколько лет назад я гениально соврал одному приятелю — дескать, чтобы разбогатеть, надо показывать деньги всем проезжающим мимо пожарным машинам. По-моему, самая идиотская примета в мире, до сих пор горжусь. А у приятеля меж тем давным-давно своя фирма по торговле недвижимостью, маленькая, но, прямо скажем, хорошая. Мне бы кто так соврал; впрочем, мне ничего не поможет, я не верю в приметы и вообще никому и ничему не верю. Скептический ум — страшное оружие в борьбе с собственным счастьем, немудрено, что я в этой битве всегда выхожу победителем.
— В общем, так, — подытожил Феликс. — На сегодняшний день в моем досье тридцать семь подобных случаев — простые, но необъяснимые истории об избавлении от бед, чудесных исцелениях, внезапных обогащениях и прочих приятных событиях, которые происходят с людьми после твоего небрежного вмешательства. И, ты учти, я только общих знакомых опрашивал, вернее даже не опрашивал, а так, вызнавал потихоньку между делом разные интересные факты. И не уверен, что мне удалось разговорить всех, потому что люди ужасно не любят такие разговоры, боятся прослыть легковерными дураками. Однако результат все равно впечатляет. Что скажешь?