— В Коростене стояло сорок кметов, — брат кивнул в сторону страшной лодьи. — Там были наши купцы, их семьи… Еще человек двадцать пропало в пути — уже и не скажешь где— Двадцать кметов у Нетвора — он пока держится на полночи, у Струи-озера. Со мной сорок, к сожалению, почти все — молодежь. Вот и все наше войско…
— А… оп-полчение… — только и мог выговорить Улад. — Дедичи… Должны соб-брать…
Брат махнул рукой и, не оглядываясь, зашагал прочь от страшного места. Улад растерянно оглянулся и бросился следом, словно боясь оставаться наедине с теми, кто принял смерть в далеком Коростене…
Совет состоялся вечером, в том же шатре. На этот раз в нем было светло — горели факелы, бросая неровные тени на дорогой полог, расшитый сказочными птицами. Людей собралось немного — вместе с Кеями пришло полдюжины старших кметов: тех, кто служил у Сварга, и тех, кто прибыл с Упадом. Кроме них в шатре оказался толстый старик, напяливший несмотря на лето большую бобровую шубу. Вскоре Улад узнал, что это — знаменитый Антомир, дедич всех волотичей, все эти годы верой и правдой служивший Кеям. Теперь он, чудом спасшийся от мести своих земляков, нашел убежище в войске Сварга.
Что будет на совете, братья оговорили заранее. Вначале Сновид, как старший в войске Упада, коротко доложил о составе прибывших подкреплений. Затем встал Зван, один из кметов Сварга, и сообщил о том, сколько осталось в войске. Сорок два кмета и пятьдесят наскоро вооруженных беглецов — местные дедичи с родственниками и кое-кто из уцелевших Кеевых людей, сумевших убежать из Коростеня и других мест, охваченных мятежом. Улад уже знал все это, но поневоле ужаснулся — это все? А сколько мятежников — три тысячи? Пять? Об этом не хотелось и думать.
Наконец встал Сварг. В руке брата был большой берестяной свиток. Улад вначале удивился, но затем вспомнил — мала! Рисунок земли с птичьего полета! Еще в детстве отец учил его понимать мудреные значки, обозначавшие селения, озера, переправы. У него тоже имеется такая, но с изображением его собственных владений — земли улебов. Говорят, полная мапа всей Ории есть только у отца, и показывает он ее далеко не каждому…
Мапу расстелили прямо на ковре, кто-то поднес факел поближе. Сварг присел рядом, подождал, пока все рассядутся вокруг, и начал:
— Вот. Мы сейчас здесь…
Палец в кожаной перчатке указал на изгиб тонкой голубой линии — реки, по которой только что приплыли лодьи Улада.
— Враги тут, в Коростене… А также здесь-Здесь… Здесь…
Рука в перчатке указывала на одно селение за другим, на леса, на огромные просторы болот. Только сейчас до Улада дошло, почему волновался Сновид, его старший кмет. Ведь они плыли с заката, а все эти земли уже потеряны! Выходит, им просто повезло! И молодой Кей почувствовал, как по спине пробегают непрошенные мурашки. Ведь они не знали всего этого! Догадывались, но не знали, что дела так плохи! Их отряд легко перехватили бы, встреть они волотичсй! Выходит, Золотой Сокол не забыл своих сыновей!
— Итак, мы удерживаем полдень и полночь, — продолжал Сварг. — К сожалению, связь с отрядом Нетвора потеряна. Я послал уже пять гонцов, но ответа нет. Если он все же получил мое послание, то мы должны встретиться у Белого Плеса — это здесь…
Улад взглянул на мапу, но вначале ничего не понял. Выходит, они бросают даже то, что осталось! Белый Плес — это уже на самой границе с землей сполотое. Неделя пешего пути до Савмата! А как же земля улебов — его земля? Ведь там почти не осталось войска!
— Кей! — похоже, Сновиду пришла в голову та же мысль. — Мы можем потерять Валин…
И вновь Улад почувствовал, как по спине бегут мурашки. Валик, его город! Вот ты и сходил на свою войну, молодой Кей! Коростень потерян, Валин отрезан
— выходит, трети отцовской державы уже нет.
— Да, Валин под угрозой, — негромкие слова брата прозвучали как приговор.
— Но нам сейчас главное — не пустить врагов на Савмат. У Белого Плеса — если Нетвор подойдет — мы продержимся. пока отец соберет войско… Впрочем, — по мрачному лицу скользнула злая усмешка, — может, они все-таки побоятся перейти старую границу…
Старая граница! О ней уже никто не вспоминал, кроме стариков. Граница между сполотами и волотичами, давними врагами, еще более давними, чем огры…
— Антомир, прошу! — Сварг коротко кивнул старику в бобровой шубе. — Объясни нам то, что еще можно объяснить…
На этом совете Антомир, дедич всех волотичей, смотрелся странно. Еще совсем недавно он, богатый, знатный, окруженный почтительной челядью, был первым человеком на этой земле, не считая, конечно, Кея — наместника Светлого. Его, потомка давнего рода, испокон веков, чуть ли не с времен Сдвиг-Земли, владевшего волотичами, не сломил даже приход победоносного войска закованных в железо сполотов. Он остался — и правил. Даже сам Светлый, и покойный Хлуд, дед Улада, и ныне здравствующий отец, считались с этим человеком, И вот он — жалкий беглец, спасший лишь свою старую жизнь — и бобровую шубу, которая смотрелась на нем как-то шутовски. Густой низкий голос человека, привыкшего повелевать, странно контрастировал с испуганным, застывшим взглядом. Старик боялся. Не понимал, не мог объяснить — и боялся.
Вначале Улад с трудом догадывался, о чем говорит Антомир — наречие волотичей сильно отличалось и от сполотского, и от уже привычного говора улебов. Но постепенно смысл начал доходить, и молодой Кей весь обратился в слух. Но ясности не прибавилось, скорее все стало еще непонятнее.
Да, мы ничего не смогли предвидеть, говорил Антомир. Да, еще три месяца назад ничего — абсолютно ничего — не говорило о том, что готовится мятеж. И возможно, его лазутчики не ошибались, поскольку мятеж никто не готовил. Он возник сам — внезапно и страшно, словно пожар в сухом лесу.
Волотичи роптали всегда — с того дня, когда воины Светлого впервые пришли на их землю. Роптали и сейчас — и на полюдье, и на Кеевых кметов, которые берут лишнее и не очень жалуют невинность здешних девиц. Но ропот ропоту рознь. В прежние годы мятеж начинали дедичи — хозяева сел и полей. Но на этот раз дедичи остались верны Кеям — и верность стоила им жизни. Эти жизни взяла Мать Болот…
И вновь молодой Кей перестал понимать то, о чем говорил старший дедич— Мать Болот — кто это? Золотая Личина — чья? Почему ничего нельзя было сделать? И тут внезапно вспомнилось — далекий Савмат, детская, брат Рацимир…
…Тогда, двенадцать лет назад, волотичи тоже бунтовали, и отец сам отправился во главе закованного в железо войска усмирять непокорный Коростень. Война длилась недолго — месяц. И вот отец вернулся, а вместе с ним — и старший брат рацимир, которому тогда уже было восемнадцать и он считался опытным воином. После возвращения Светлый тут же отправился на встречу с хэйканом куда-то на левый берег Денора, а Рацимир, весело отгуляв вместе с друзьями, зашел к младшим братьям. Уладу было всего пять, и чернобородый Рацимир казался ему сказочным альбиром. Старший брат весело смеялся, показывал, как он рубил волотичей (раз-раз — и голова с плеч!), а потом рассказал сказку (что еще поведаешь маленьким братишкам?) о Золотой Бабе. Будто волотичи сполот-ских богов не почитают — ни Золотого Сокола, ни Громовика Дия, ни Матушку Сва. А почитают они какую-то Золотую Бабу, которую называют очень смешно — Мать Болот. Пятилетний Улад и девятилетний Сварг, конечно, посмеялись, а Рацимир добавил, что якобы эта Мать Болот вынырнула, как какая-то лягушка, из самой глубокой топи, и была она вся из золота — и руки, и ноги, и все прочее. Одним словом, Золотая Личина. И весом эта личина, говорят, не меньше чем четыре быка. А может и больше.