но я рада, что это не ты
и я не говорила бы
потому что — потому что, ты понимаешь
но: я хочу, чтобы ты тоже был рад, что это не ты
я хочу, чтобы ты чувствовал, что мы живы, что ты жив
что у нас впереди все на свете — и все на свете это понравилось бы Щ, он был бы рад, что у тебя это есть, что у нас это есть
ему бы понравилась я
ему бы понравилось твое лицо, когда ты здесь какое у тебя было, когда стояли в детской, которая теперь наша
ему бы понравился наш малыш, когда он будет
я хочу, чтобы ты чувствовал, что живи радовался
как я радуюсь, что ты жив
прости, если я говорю не то, что ты хотел услышать
но для меня в этом мире нет ничего дороже тебя
и я счастлива, что ты есть
я с тобой
я с тобой
я с тобой»
— Дорогие гофпода, паны и, как говорится, панове! Я не хотел бы в этот радофтный день задерживать вас, тем более что впереди нас ждет фуршет. Я обещаю, что буду краток, собран и краток. Я, фобственно, хотел только поблагодарить всех учафтников нашей, как говорили в фтарину, труппы. В первую очередь — нашего режиффера, гофподина Рукавишникова, операторов, бионифтов и, конечно же, гофподина Завьялова, нашего продюфера, и пана Рожека, генерального продюфера, одного из офнователей прекрафной компании «Хот Цзечь Принцесс», человека, благодаря которому мы все здесь и фобрались. Тут я бы хотел фделать ударение на флове «здесь», потому что, как вам, наверное, извефтно, фнимался фильм не здесь, в центре фтарушки-Европы, а немного вофточней, в центре, так фказать, Евразии, иными фловами — в городе Мофкве. Но именно благодаря нашим чешским друзьям, их финансовому, не побоюсь этого флова, учафтию и, главное, их гофтеприимству, мы отмечаем премьеру нашего фильма здесь, в Златой Праге. Тут позволю фебе немного отвлечься, потому что это интерефный фюжет. Мы фобрались здесь, в Праге, в городе, как извефтно, колдунов и алхимиков — а мы понимаем, что в нашей, европейской культуре — да профтят меня прифутствующие здесь азиатские товарищи, — так вот, в нашей, европейской культуре Прага прежде всего город колдунов и алхимиков. Так вот, мы представляем здесь фильм, в котором я играю колдуна. Злого, ефли угодно, колдуна, который нефет добро фвоим, так фказать, языком. И — немаловажная деталь — мы представляем не профто порнофильм, а именно ванильный фильм, легальный, целомудренный, удовлетворяющий Кодекфу AFA. Так вот, Прага всегда была городом колдунов, алхимиков, то есть людей, ифкавших возможность трансмутации, облагораживания неблагородных металлов, доведения их до софтояния благородных, до феребра и золота. И вот фмотрите, дорогие гофпода, что происходит. Я, человек, так фказать, пофтрадавший от природы, дисэйбдд, как говорили в фтарину, перфон, имеющий неблагородный недофтаток, бывший в годы моей молодофти предметом нафмешек и злофловия — я чуть было не фказал «злоязычия», но решил, что это будет дурной каламбур. Так вот, меня берут и транс-му-ти-ру-ют, делают актером, флужашим благородной цели, фнимающимся в благородном фильме. По-моему, это важно и прекрафно, да, очень важно и очень серьезно. Я чувствую себя как Грегор Замза, который, так фказать, вопреки вашему соотечефтвеннику, профнулся в один прекрафный день и обнаружил, что он уже не жук, а человек! И я тоже чувствую себя человеком, и я чувствую, что я, Евгений Грызевой, преобразился пофредством магической возгонки, офуществленной роффийским филиалом фтудии «Хот Цзечь Принцесс» и всей нашей фъемочной группой. В результате, так фказать, большого труда. Труд — это важнейшая вещь. Я ведь фвоим ученикам всегда так и говорю: «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда». И тут я, совершив, так фказать, круг, еще раз хочу поблагодарить нашего замечательного режиффера, уроженца города Петербурга, не менее крафивого, к флову фказать, чем Прага, хотя и называемого в нафмешку над частыми наводнениями Феверной Венецией. Да, я хочу поблагодарить гофподина Рукавишникова, а также наших замечательных операторов, бионифтов и продюферов — и — ласт, как говорили в фтарину, бат нот лист — мою прекрафную коллегу по фъемкам, крафавицу Дар. Все они вмефте совершили то самое алхимичефкое превращение, в котором дух, как и положено, победил инерцию мира и первичная материя, какой был я, превратилась в благородный и драгоценный, если это не флишком выспренно звучит, металл. А теперь я хочу еще раз поблагодарить всех, кто пришел на эту премьеру, и с удовольфтвием дам интервью, ефли кто-нибудь захочет, я буду очень рад, и приятного вам ужина и профмотра, — фпасибо!
Во время жидких аплодисментов Завьялов держал руки за спиной и с тоской и отвращением смотрел на Евгения, который медленно, кланяясь на каждом шагу, спускался с маленького подиума.
— Гораааазд, — протянул вдумчиво Иржи Дражек, арт-директор студии «Хот Цзечь Принцесс», толстый седой мужик с диковатым пиратским лицом и золотыми перстнями почти на всех пальцах, по виду — странная помесь бандита с джентльменом. — Горааазд, и откуда такой взялся? И не просто горазд — сраму, заметим, не имеет — так себя любит. И все они там у них такие, а? Сознательный народ.
— К сожалению, — сказал Волчек, вытягивая шею в сторону фуршетного стола, чтобы увидеть, как Евгений терзает бесконечным потоком слов забившегося за занавеску маленького журналиста, — к сожалению, не все, — но, может, и к счастью, ужас что такое, — и, ища оправдания за своего нелепого подопечного, быстро спросил: — Но зато как на сете хорош, а?
— Прекрасен, — сказал Иржи убежденно и искренне, — да и не на сете, если честно, — красивый же мужик, вон как девки липнут, у него что — с этой Дар роман или что-то такое?
— Да вроде нет, — сказал Волчек, почему-то ощутивший дискомфорт при подобной мысли, — ну, вообще, вы же знаете, Иржи, — партнеры по площадке, какой роман? — Ему было как-то неловко думать, что люди, по долгу службы занимающиеся любовью перед камерой по нескольку часов в день, будут иметь интимные романтические отношения, оставаясь наедине; что-то было неприличное в этой идее.
— Это да, — сказал Иржи (они потихоньку пробирались поближе к столу, и Волчек уже глотал слюну в предвкушении тарталеток — с утра мотался, как взмыленный конь, и это, кажется, первая будет трапеза за день), — а у него там семья, что ли?
— Да, что-то такое. Он жене каждый день звонит как заведенный, хотя Волчеку говорил — хочет разводиться, специально уезжает, мол, в Москву, отдохнуть хочет.
— Ну, отдыхает он хорошо, вон все время баб обнимает, то одну, то другую, тоже Кларк Гейбл, понимаешь, мегазвезда.
Ох, подумал Волчек, да пусть хоть всю Прагу переебет, лишь бы снимался и дальше, потому что этот фильм, кажется, принесет студии столько, сколько все «Мармеладки» от первой серии до последней. И с каждой проданной сотни билетов я получу один аз премиальных. Вива, Евгений.
Вот в том углу дебютантки сидят, нервно щебечут и поводят голыми плечами, одна вообще сиськами наружу в разрезе платья — я была такая? Нет, я не была такая. Глория говорила, похлопывая по руке: ты только не волнуйся, девочка, ты только не волнуйся, ты всем нравишься, все хорошо, — а я кивала из уважения к ней и думала: да ясное дело, я всем нравлюсь и все хорошо. Не было зависти, смущения, неловкости, что вот маленькая я да на таком грандиозном мероприятии, как «Голден Пеппер», — наоборот, трогательно было и забавно, потому что уже тогда я чувствовала, как этот мир под меня прогибается, прогибается, прогибается… Нагло, да; но я себя чувствовала — звездой; всегда знала себе цену и никогда, никому ее сбить не удавалось до… до. Но тогда, на первой в моей жизни церемонии такой, я не завидовала никому, ни Мендес, тогда еще здоровой и с обоими глазами, ни Соне Орлофф, ни еще кому там из тогдашних богинь. Мне с ними делить было нечего, потому что я знала — ох, как они еще будут смотреть на меня года через три, как будут… И права была. И когда награждали дебютанток, я встала еще до того, как имя мое назвали — а что? а кто еще? — и чувствовала себя ровно так, как когда папа на меня в зеркало смотрел. Светло. Пять лет назад.