Наконец явился агент — Дэйв Купер, красивый мужчина, чрезмерно официальный для завтрака в «Банана паблик», но — бог весть, может, у него длинный деловой день впереди, вот и сидит он с чашкой «утреннего риса на кокосовом молоке» у мягко плюющегося фонтана в жаркой синей тройке и черном галстуке, и Афелии рядом с ним еще привольней быть в алом и желтом, струящемся и развевающемся, еще острее чувствуется начало, извините за банальность, новой жизни, легкие ее дуновения.

С места в карьер заявил: счастлив, тронут, польщен. Осторожно: а вы уже беседовали с…? Да-да, конечно, я тоже думал, что они не смогут предложить вам столько, сколько вы стоите, мисс Ковальски, но чувствовал себя обязанным спросить. А не довелось ли вам…? Да, да, мне передали, что вы беседовали с мистером Кальзотти и оговорили с ним все условия, мы с вами только доработаем детали контракта и с божьей помощью вы, мисс Ковальски, войдете, так сказать, в законный мир ванили. Законный и стерильный, хотелось сказать Афелии, законный и выхолощенный, холодный и пустой, — но говорить это было не время и не место, это перед By можно накукситься вечером, для виду и для жалостливости посетовать на холод ванильного мира, а сетовать представителю компании «Софт Адцикшн», крупнейшего члена AFA, конторке с годовым оборотом… ну, неважна цифра, но — с совершенно космическим годовым оборотом, — нет, ему не надо сетовать на недостатки ванильной-законной порноиндустрии, не стоит. Ищи меня теперь, ищи, любезный дядя, такую крышу ни тебе, дружок, ни твоему отделу целиком не проломить, и даже если бы не было в моем распоряжении бумажки про неприкосновенность и т. п. — ты бы все равно полезть ко мне не посмел.

И кроме того — есть прелесть, знаете, когда тебе почти что двадцать восемь лет и шесть из них ты отпахала, как лошадка, в полуподпольном статусе, а из этих шести два года стучала на своих же ближних, на тех, кто трудится с тобой бок о бок, лобком о лобок, — есть, знаете, немаленькая прелесть в том, чтобы вдруг, внезапно, неожиданно для всех и для себя почувствовать, что ты теперь законное такое существо, ванильная актриса класса А, что через месяц твоя мордочка будет болтаться на плакатах не подле грязных вокзальных лавочек (хотя и там, конечно, хорошо), а в супермаркетах у касс. Есть ощущение, такого, знаете, перерождения, рождения заново, из грязи — в белый свет, в почет, в достоинство, в большой законный мир, где ты на всю ванильную гигантскую индустрию одна такая будешь, природный уникум, вполне соответствующий кодексу AFA, — девочка-не-морф с роскошной золотой шевелюрой, уже и так со славой до небес — и все-таки выходящей на новую прекрасную дорогу, в другие небеса.

Закинуть косы за спину, — пускай немного потянут голову назад, а то уже и шея затекла, — с чего-то стала затекать, похоже, они и впрямь чрезмерно отросли, возможно, одолели некий критический рубеж, после которого нагрузка на шею уже становится совсем невыносимой, — и что же с ними делать? А, ладно, волосы; но в целом — прекраснейший, Афелия, момент, цени и помни; вот сейчас, пока агент лезет за карточкой, вдохни, расслабься и поздравь себя: ты сделала, ты разрулила все, ты выбралась, прикрылась, защитилась, твой дядюшка небось уже проведал про этот ход и кусает себе локти в тишине больничного покоя, — ну и хорошо; все удалось, — не верится, поди. И с Глорией бы вышло хорошо, прекрасно вышло бы — когда бы не одна деталь, лежащая на совести комочком, — но Глория не дура, черт возьми, и, видимо, поймет и извернется, а остальное — просто удалось. Ну что я за герой и молодец.

Когда уже почти пришла домой, на улице, буквально у машины, так навалилась слабость и усталость, что еле до квартиры доплелась и чуть не рухнула — но надо было кое-что проделать прежде, не было уж сил совсем терпеть — и Фелли, взяв с собой самые большие ножницы, какие на кухне нашлись, пришла с ними в ванную и за пятнадцать минут, путаясь в локонах, как в веревках, и собственному равнодушию к этим локонам, впервые в жизни возникшему, поражаясь, подкоротила волосы — не очень, сантиметров на восемнадцать-двадцать, так, чтобы они хотя бы не волочились по полу, а просто до пят доставали — так даже красивей получалось, вес меньше и лежат пышней. Стало легче, как если бы сняли с головы пудовую тиару. И спать пошла по золотому облаку обрезков, как по облачку.

Глава 91

Я знал Кшисю Лунь, когда-то — младшего лейтенанта, теперь — посмертно — капитана; кажется даже, я что-то писал о ней, где-то упоминал, но не вспомнил и найти не смог, — я плохо храню архивы. Маленькая и смешная; мне доводилось видеть педоморфов до нее — они все одинаковые, схожие глазами, по крайней мере, — зрелость взгляда не изживается с помощью силигеля. Маленькая и смешная. Последний раз, когда я ее видел, она была еще цела и невредима.

Она свидетельствовала по делу студии «Андерэйдж оф Инносенс», — не просто свидетельствовала — она была там подсадной, подставной какое-то время, и, собственно, по ее наводке и взяли тогда друзей Синего Хави — Ксавьера Гоголя, чей бизнес одной ногой опирался на легальное нелегальное чилли с педоморфами, а другой — на совсем уж нелегальное чилли с педофилами. Скандал был страшный: суд судом, но выяснилось, что за некрупным с виду заведением Гоголя стоят его давние и постоянные клиенты; в ходе процесса раскрылось только одно имя — Нерон Ван-Дамм; этого оказалось предостаточно. А потом начальство лейтенанта Кшиси Лунь неожиданно для всех решило спрятать маленькую и смешную Кшисю в рамках программы зашиты свидетелей; мой источник сообщил мне, что великий и ужасный Скиннер, Глава Национального отдела по борьбе с нелегальной порнографией, усмотрел в происшедшем серьезную опасность для своей стукачки; так или иначе, лейтенант Лунь исчезла на большой срок. Меня не слишком интересовала ее судьба — полицейский-порнозвезда, тем более порнозвезда поневоле — это могло бы быть интересно, если бы не было так коротко и по-деловому. Два сета с ней были, конечно, изъяты у «Андерэйджа»; знал бы кто тогда, что еще быть ей, бедной, порнозвездой, но уже в совсем другом качестве… Когда два дня назад в прессе появились сообщения о поступившем в полицию кровавом сете с убийством молодой женщины-полицейского, педоморфа (не представляю себе — сразу скажу, — что эта информация могла «утечь» из полиции, как пишут новостные издания; такие вещи не утекают, их сливают, осторожно и незаметно, чтобы лишний раз продемонстрировать нации ужасы мира нелегальной порнографии и деятельное мужество тех, кто стоит стеной на ее пути), — у всех, кто был в курсе дела «Андерэйдж», не оставалось никаких сомнений касательно личности жертвы.

У меня свои связи и свои «неизвестные источники»; кое-что удалось узнать — в частности, что именно скрывается за фразой Скиннера (настоящее его имя, кстати, — Уолтер, Железный Уолт — такой была его первая кличка; когда-то я помнил происхождение клички «Скиннер», но сейчас вспомнить не могу) — так вот, мне удалось узнать, что скрывается за фразой Скиннера «Мы предпринимаем все возможные шаги для того, чтобы найти этих зверей, этих подонков». Рассказываю.

Сет, оказавшийся впоследствии сетом с убийством Кшиси Лунь, был «заказан» у людей, якобы специализирующихся на производстве снаффа с детьми. Заказ осуществлялся подставным «клиентом», работающим на полицию, — нормальная практика, широко известная самим «снафферам», часть бесконечной игры в кошки-мышки с органами. При таком заказе никогда не известно, как объяснил мне мой источник, догадываются ли люди, «выдающие», как он выразился, «себя за снафферов», что их заказчик — полицейский, или принимают его за очередного несчастного извращенца. Так или иначе, они продуцируют некий сет в соответствии сжеланиями заказчика, — цитирую мой источник: «Монтажный, конечно; снимают морфов или еще как-то, потом чистят, монтируют; клиент не заметит, а наша, полицейская аппаратура всегда показывает следы подчистки; так мы и убеждаемся, что это не снафф, а надувательство за нечеловеческие деньги, которые платит наивный заказчик». В принципе, система вполне безопасная: если заказчик — заказчик, то он уходит довольным (правда, в душе его всегда остается параноидальный холодок: а вдруг надули? — но тут уж не поделаешь ничего, вечное сомнение — вечный спутник вечного искателя снаффа); а если заказчик — полицейский, то аппаратура все равно покажет, что — не снафф, — и — все свободны. Еще ни разу, ни единого разу, по утверждениям моего источника, не удалось полиции ни самой заказать, ни найти через других хоть один сет, в котором аппаратура не обнаружила бы следов монтажной зачистки, однозначно указывающей на поддельность этого «реального» материала.