О моих походах к другу нельзя было рассказывать родителям. То есть мне никто не запрещал, не говорил, что это секрет. И я поначалу попробовал что-то рассказать. Отец внимательно слушал, улыбался и назвал меня фантазером. А мама вдруг испугалась. Это я точно помню, потому что никогда прежде не видел, чтобы взрослые чего-то боялись. Ну или просто не понимал. А тут вдруг понял. И сам тоже испугался. Не своих историй, а маминого страха. Это было так… Так необычно. И неожиданно. И очень опасно, хотя я, конечно, не понимал, в чем, собственно, состоит опасность.

И сейчас не понимаю.

Да не волнуйся так, ему просто приснилось, сказал отец, и я ухватился за эту подсказку. Приснилось, конечно приснилось.

И больше не рассказывал им ничего. А когда шел к другу, говорил, что буду играть в соседнем дворе. Мне верили, потому что в других вопросах я никогда не врал. Даже про двойки и разбитые чашки.

Это продолжалось лет пять. Или шесть? Но в какой-то момент я вдруг перестал ходить в гости к другу. Почему? Что стало не так? Тоже поссорились, как эти двое из книжки? Вроде нет. Ничего такого не припоминаю. Да и с чего бы нам ссориться.

Или?..

Вспомнил.

Родители выбросили мой шнурок с бусинами.

Я вообще-то хорошо его прятал. У меня было много прекрасных тайников по всему дому, один другого надежнее. И когда после пятого класса меня на все лето отправили в Клайпеду к бабке, я тщательно спрятал все свои сокровища и поехал, не подозревая, что в мое отсутствие родители собираются делать ремонт.

Конечно, по ходу дела они нашли мои тайники. И выбросили все, что там было: увеличительные стекла и охотничьи патроны, цветную проволоку и безголового пластмассового индейца, латунный ключ от неизвестной двери, огрызок химического карандаша, красную рыболовную блесну и шнурок с двумя бусинами.

До сих пор не знаю, почему родители так поступили. Можно было сложить находки в коробку, дождаться меня, отдать. Ну, предположим, сказать: «Разбери свой хлам». И к примеру, строго спросить, откуда взялись патроны. А они просто выбросили и забыли.

Никогда в жизни я так не плакал.

Потеря ли так на меня подействовала, или просто в поезде продуло, но в тот же вечер я слег с воспалением легких. Проболел несколько месяцев, а когда наконец выздоровел, все, что было раньше, до болезни, даже поездка к морю и утрата сокровищ, стало казаться делом столь давним, что я уже и сам толком не понимал, что было, а что нет.

Я и сейчас, честно говоря, не понимаю.

Погасил очередную сигарету, выбросил в урну пустой картонный стаканчик. Встал. Пошел в сторону дома. Но не своего нынешнего, а родительского, на Лапу. И заметил это, только когда зашел во двор. Даже вздрогнул от неожиданности.

Вот так так.

Подумал: да уж, хорош я был, когда рассказывал дома про рощи, пустыри и ежевичные овраги. Когда тут у нас практически самый центр города, до Святых Ворот рукой подать. И до рынка. И до вокзала. Впрочем, частный сектор тоже поблизости имеется, хоть какая-то часть моих воспоминаний выглядит вполне реалистично.

Подумал: наверное, мне все-таки снилось. Бывают такие многосерийные сны с продолжением, обычное дело, они мне до сих пор время от времени снятся, а уж в детстве-то…

Подумал: мне бы сейчас хоть одним глазком взглянуть, как там дела.

И вдруг вспомнил: путь к дому друга всегда начинался за гаражом дяди Джона. Надо было пролезть в щель между ним и стеной, сесть на корточки, намотать шнурок на руку, соединить бусины, синюю и зеленую, а потом можно идти в любую сторону, все равно не заблудишься.

И гараж — вот он, на месте. Удивительно прочное оказалось строение. Давным-давно побежден ржавчиной трофейный «опель», ради которого был поставлен гараж, умер сам дядя Джон, и его маленькая смуглая жена с непривычным уху тягучим именем Наира, а бессмысленная жестянка все еще стоит в дальнем конце двора, что хочешь, то и делай.

Что хочешь, то и делай, вот именно.

Что хочешь, то и…

Что хочешь?

Подумал: а ведь у меня теперь есть новый синий шнурок, лучше прежнего. И две бусины на нем.

Подумал: ну а вдруг.

Подумал: какой дурак, господи.

Едва протиснулся в щель между гаражом и стеной. Счастье, что не разъелся, а то застрял бы, на радость соседской детворе.

Сел на теплую еще траву. Собирался закурить, но передумал. Вместо этого закатал рукав и аккуратно придвинул зеленую бусину к лиловой. Нарушил красивую минималистическую композицию, балбес.

Поднялся. Не раздумывая, перемахнул через невысокий забор. Прошел метров пятьдесят вниз по улице, свернул на узкую, десятками ног вытоптанную тропинку между домами. И еще немного прошел. Так вот же он, перекресток. Ну, точно! Налево — к Святым Воротам, направо — к вокзалу, прямо — к дому Нёхиси. По этой улице до пустыря, а там наискосок и, считай, пришел. Как можно было забыть? Заблудиться в районе, где родился и вырос? Эй, что у тебя вместо головы?

Нет ответа.

Ну и ладно, подумаешь.

Когда пересекал пустырь, все-таки испугался. Вспомнил некстати, что не было здесь никакого пустыря, по крайней мере с тех пор, как построили школу, сразу после войны, отец говорил. Да я сам ходил в эту школу первые три года, пока не перешел в английскую. А теперь нет никакой школы, только пустырь, высокая трава, величественные чертополохи и кривые низкорослые сливовые деревья. И земляника. Здесь всегда было полно земляники…

Где — «здесь»?

От страха начало подташнивать. Руки светились, как бумажные фонари, и тряслись хуже, чем с самого тяжкого похмелья. Нагнулся, сорвал несколько ягод, кинул в рот. Невольно улыбнулся: какие сладкие! Проглотил. И еще пригоршню. И еще.

И прибавил шагу.

Дорога спала и улыбалась во сне.

Улица Латако
Latako g.
…вымышленных существ

— Широко известна история о князе Гедиминасе, который однажды прикорнул на свежем воздухе, увидел судьбоносный сон про железного волка, поутру побежал к психоаналитику, получил совет не маяться дурью, а занять себя делом и, добросовестно следуя рекомендации лечащего жреца, построил наш город, — говорит Люси. — Альтернативная версия гласит, что на самом деле князь до сих пор продолжает спать и мы ему снимся; с легкой руки некоторых моих знакомых, она уже тоже более-менее известна и продолжает угрожающе расползаться по информационному пространству. Однако при этом довольно редко вспоминают, где именно задремал Гедиминас. А дрых он непосредственно на месте погребения мифического князя Свинторога, или Швянтарагиса, Святого Рога, если тебе угодно. Это же черт знает что может присниться, когда спишь на кладбище! Так что Гедиминас, можно сказать, легко отделался… Тебе еще не скучно?