Book.

Кошка отвернулась, всем своим видом выражая разочарование.

— Ну как хочешь, — вздохнул Ромас. И пошел домой.

Белая кошка, казалось, не обратила на его уход никакого внимания. Но на крыльце каким-то образом оказалась раньше хозяина.

Не то чтобы Ромас собирался оставлять кошку у себя. «Покормлю и выпущу, — думал он. — Куда мне сейчас ее брать? В этой квартире повернуться негде. И кто будет ее кормить, когда я уеду?»

Но кошка все решила сама. Неторопливо, как бы просто из вежливости умяла здоровенный кусок куриного филе, снисходительно мурлыкнула, не обращая никакого внимания на открытую для нее дверь, вспрыгнула на подоконник, осторожно, ничего не уронив и даже не сдвинув с места, прошлась по нему из конца в конец, выбрала более-менее свободный от безделушек участок, уселась и уставилась в окно, за которым как раз завел сиротскую песню холодный ноябрьский дождь.

«Можно просто взять ее за шкирку и вынести на улицу, — думал Ромас. — Расселась, как дома, — ишь ты! Вот только кошки мне в этой конуре не хватало…»

Пока он раздумывал, дождь за окном незаметно превратился в мокрый снег. Ромас вздохнул, оделся и пошел в супермаркет за новой порцией курицы. И за наполнителем для кошачьего туалета.

«Она, скорее всего, просто потерялась, — думал он. — Хозяева небось скоро спохватятся, начнут искать. Объявления повесят… И я, кстати, тоже повешу: там-то тогда-то подобрал домашнюю белую кошечку, охотно отдам хозяевам без всякого вознаграждения. Не выгонять же ее сейчас, в такую-то погоду».

Он вернулся через час с целым ворохом кошачьего барахла — начиная с громоздкого туалета-домика, который едва поместился в его маленькой ванной, и заканчивая противоблошиным ошейником. Кошка по-прежнему сидела на подоконнике, возле цветущего кактуса, в окружении индейских богов, чьи обычно суровые лица сейчас выглядели вполне умильно. «Спорим, пока меня не было, они говорили ей: „котя-котя-котя“. И, чего доброго, „кася-мася-бася“, — обреченно подумал Ромас. — Если я ее выгоню, боги меня не простят».

— Хотел бы я знать, как тебя зовут, — сказал он, острым ножом кроша для нее индейку.

Кошка, конечно, ничего не сказала, но оторвалась от окна и задумчиво посмотрела на Ромаса. Дескать, мне и самой интересно.

— Хорошо, — решил он. — Раз не отвечаешь, будешь зваться в честь меня — Ромина. По-моему, я вполне заслужил.

Белая кошка снисходительно мяукнула. Дескать, ладно, сойдет и Ромина, ты давай, режь мясо, не отвлекайся.

На самом деле она была очень довольна.

* * *

Ромина сидит на подоконнике и смотрит на улицу. На улице стоят две девочки и разглядывают сидящую за стеклом белую кошку.

Ромина смотрит на девочку в розовой куртке и равнодушно отворачивается. Скучно. Плохая добыча. Переводит взгляд на девочку в светло-сером пальто. Замирает. Очень интересно. Очень хорошо.

«Какая красивая кошка, — думает Ева. — Изящная. Белая, а глаза темные. И острые скулы. Наверное, из-за них у нее такое выразительное, почти человеческое лицо.

А какие большие уши! Интересно, что это за порода?»

* * *

Ромас сидит на стуле и, вместо того чтобы работать, смотрит на Ромину. «Все-таки потрясающе спокойная у меня кошка, — думает он. — И вообще — потрясающая».

«Ужасно забавно, — думает он, — что в течение последнего года не только ко мне, но и еще к четверым моим знакомым пришли белые кошки. Никто из нас не собирался заводить кошку, а они сами пришли и остались. Надо же».

Знакомые Ромаса живут в разных городах. Миша, как и он, в Вильнюсе, Катя в Эдинбурге, Арвидас в Риме, Эдо в Берлине. Белые кошки вездесущи. Они — на этом месте Ромас улыбается — явно решили завоевать мир. И почему-то начали с нас. И правильно сделали.

Эдо, который из Берлина, когда узнал о масштабах бедствия, придумал, что белые кошки — ангелы-хранители, спустившиеся с небес. Просто мы пятеро, говорит он, такие разбалбесистые балбесы, что за нами нужен постоянный присмотр. Вот они и пришли к нам жить. Чтобы глаз не спускать.

«Ну, не знаю, как остальные, — думает Ромас, — а Ромина и правда самый настоящий ангел. Уже почти год у меня живет и до сих пор ничего не то что не разбила, на пол не уронила. В отличие, кстати, от меня. И по утрам не будит, даже если в миске пусто, терпеливо ждет. Радуется, когда я возвращаюсь, но не ластится, пока не переоденусь в домашние штаны. Кошка бережет мою одежду от своей шерсти — уму непостижимо! И в кровать мурлыкать приходит, когда ложусь. И спит потом смирно, свернувшись в изголовье. И кстати, это же как раз после того, как она появилась, мне стали сниться сны. Вернее, я наконец-то начал их запоминать — так-то, по науке, считается, будто всем что-нибудь да снится. Хотя до последнего времени поверить в это было очень непросто. Сколько интересного я, получается, пропустил! Зато вчерашний сон про город с синими черепичными крышами и стеклянных птиц я теперь, пожалуй, никогда не забуду. И позавчерашний, про лабиринт из поющих лестниц, выбраться из которого можно, только полагаясь на любимые мелодии. И еще много всего… Записать, что ли, пока помню?»

Но, вместо того чтобы записывать, Ромас снова смотрит на Ромину. «Понятно, что кошка тут ни при чем, — рассудительно говорит он себе. — А все-таки приятно думать, как будто она — очень даже при чем. Нет ничего проще, чем в это поверить. Потому что — ну натурально же ангел».

Но, что бы он там ни думал, Ромина, конечно, вовсе не ангел.

Ромина — кошка.

* * *

Ромина смотрит на Еву. Но вместо растрепанной темноволосой девочки в сером пальто она сейчас видит Очень Интересное Место. Там много входов и выходов, а еще больше Тайных Лазеек, из тех, о которых хорошо знают кошки, а люди обычно не имеют понятия. Еще в этом Интересном Месте много Неожиданных Возможностей. И две Большие Опасности. И несколько мелких, но они, пожалуй, не в счет. Одна из Тайных Лазеек ведет в Спокойное Сияющее Место; Ромине оно не очень нравится — там слишком мокро. Но определенно понравится Ромасу. Ромина его вкусы уже знает. Интересно, куда ведут все остальные Тайные Лазейки? Очень интересно!

Будь на месте кошки интеллигентный, совестливый человек, он бы сейчас наверняка оправдывался перед собой: «Ничего плохого я не делаю. Я же не все отбираю. Подумаешь — одна-единственная ночь без сновидений. Девчонка все равно и четверти не запоминает. Тут и говорить не о чем».

Ромина, понятно, ни о чем таком не думает вовсе.

Ромина — охотник. Когда она видит добычу, она берет ее себе. И точка.

* * *

— Ромина, — говорит Ромас, — ангел мой, царевна заморская, а ну дуй сюда, твое высочество. Лопать будем.

Белая кошка спрыгивает с подоконника и неторопливо идет к своей миске.