«Интересно, — подумала Ирма, — Келли — это имя или фамилия?» И тут же устыдилась собственной наивности. Ясно же, просто погремуха. На самом деле этого Карлсона зовут, например, Коля. Ну или фамилия у него какая-нибудь созвучная. Сразу могла бы догадаться, ее тоже не родители Ирмой назвали, а одноклассники, переделав фамилию Ермакова. Хорошее вышло имя, гораздо лучше, чем Катя.
Толстяк устал ждать, когда она ему обрадуется, и перешел к делу.
— Соседи сейчас на работе? — спросил он. — Кухня наша? Я тут растворчик хочу замутить, ты же не против, да? С меня доза.
Это называется — приехали.
Наркотиков Ирма боялась как огня. То есть не столько самих наркотиков, сколько всего, что им сопутствует. Шприцы, нечистые комки ваты, стеклянные глаза, менты, ломки — все это могло мгновенно сделать ее вполне невинную игру в плохую… — ну, скажем так, не самую хорошую девочку — страшной, вымороченной, абсурдной реальностью. Так далеко Ирма заходить не собиралась.
— Я против, — твердо сказала она. А потом, к собственному удивлению, ухватила толстого красавчика за шиворот и повела к выходу.
По длинному коммунальному коридору шествовали молча. Келли не сопротивлялся, и слава богу: в последний раз Ирма дралась с мальчишками в третьем классе и никаких иллюзий насчет собственных боевых качеств с тех пор не питала.
Только когда Ирма распахнула дверь, ведущую в гулкий, холодный, отделанный грязно-белым мрамором подъезд, толстяк лучезарно улыбнулся и сказал:
— I think this is the beginning of a beautiful friendship.
От неожиданности Ирма расхохоталась и выпустила из рук растянутый ворот его свитера.
Не то чтобы она считала всех, смотревших «Касабланку», братьями по духу. И способность складно говорить по-английски никогда не казалась ей характерным признаком богочеловека, которому все простительно. Но так добродушно и остроумно шутить в наихудший для себя момент позорного изгнания из чужого дома — это действительно надо уметь.
«Какой, однако, непростой кадр, — подумала она. — Как есть Карлсон».
«Непростой кадр» вежливо подождал, пока она досмеется. А потом сказал:
— Информацию принял к сведению. Раствор варить не будем. А выпить у тебя есть?
Ирма так и не выяснила, кто привел Келли в их дом. Однако заметила, что его появлению в комнате никто особо не обрадовался. Да что там, большинство гостей настороженно косились на толстяка, явно ожидая подвоха, но он был тише воды, ниже травы и ни на шаг не отходил от Ирмы, которая сперва отдала ему свою порцию вина, а потом выделила персональную, почти непочатую бутылку, такого добра не жалко. А сама ушла за шкаф, на условно неприкосновенную территорию условной же спальни, где стояли холсты, так и недокрашенные из-за новоселья. Целых три. Дошло наконец, почему ее все так бесит. Просто пора поработать. Еще вчера было пора.
— Ой, — печально сказал из-за ее спины толстяк. — Это твои картинки?
Ирма кивнула.
— Плохо, — вздохнул он.
— Почему плохо? — рассеянно удивилась Ирма.
До сих пор ее рисунки нравились всем, кроме разве что родителей.
— Я знаю, как устроены художники. Тебе никто не нужен. Все только мешают. И я тоже буду мешать.
— Будешь, — согласилась она. — Но это ничего. Я привыкла.
И почти машинально потянулась за палитрой. Вообще-то, они с Митей договорились в спальне не рисовать, но бывают в жизни обстоятельства, отменяющие все предыдущие договоренности. Форс-мажор называется. Смешное слово.
Келли еще что-то говорил, но Ирма уже не слушала, смотрела на холст. Здесь нужно красное, думала она, не вот это серо-буро-малиновое, а чистый светлый кадмий. Какая же я была дура, как не видела?
От работы ее не отвлек даже шум разгорающейся за шкафом ссоры. Только подумала с веселой свирепостью абсолютно счастливого человека: не угомонятся, выйду, всех угондошу. И снова отключилась.
Она не замечала хода времени, но чутко реагировала на освещение, поэтому, когда за окном начало темнеть, громко, с наслаждением выругалась, вышла из-за шкафа, чтобы включить свет, и обнаружила, что праздник все-таки закончился. Гости ушли, оставив на память о себе почти космический хаос, из которого можно было сотворить все что угодно, кроме домашнего уюта. И черт с ним, потом.
— Врубаешься, я всех разогнал, — приветливо сказал Келли.
Он сидел в кресле, которое зачем-то переставил в самый темный угол, и был, похоже, чрезвычайно доволен собой. В деснице герой сжимал бутылку с остатками кислого сухаря, на подлокотнике кресла были аккуратно, по росту разложены выуженные из пепельниц окурки, целых восемь штук.
— У меня есть «Шипка», — сказала Ирма, протягивая ему почти полную пачку. — А как ты их разогнал? Научи.
— Сам не врубаюсь, — ответствовал толстяк, придирчиво выбирая сигарету. — Но у тебя так точно не получится, для этого надо быть мной… Какая же дрянь эта твоя «Шипка», — вздохнул он, выпуская дым. — Ее курят только потные плебеи у пивных ларьков, да и то если на «Пегас» не наскребли.
И пока Ирма молчала, ошалев от столь черной неблагодарности, добавил:
— Тебе надо курить «More». Длинные, тонкие, черные. Сразу будешь выглядеть как изысканная богемная бикса. А не как тупая телка из педина, только что вернувшаяся с поездки на картошку. Если бы ты была гением, на стиль можно было бы забить. А так — нельзя.
«Я уже примерно понимаю, почему все ушли, — подумала Ирма. — Сама бы ушла, да некуда».
— Скучная ты какая-то, — укоризненно сказал Келли. — Обижаешься, молчишь. Художник должен быть прикольный, особенно если он телка. Ну, я пошел.
— Куда-нибудь, где есть кухня? — язвительно спросила Ирма.
— Врубаешься, — неожиданно обрадовался он. — Все-таки ты врубаешься!
А на пороге улыбнулся так ослепительно, что Ирма еще долго глядела на захлопнувшуюся за гостем дверь, обитую светло-коричневой клеенкой. И только несколько минут спустя поняла, что нахальный толстяк унес ее сигареты. «Ну хоть бычки оставил, — вздохнула она. — В гастроном, значит, можно не бежать».
* * *
— Кто такой Келли? — спросила она утром мужа.
Митя неопределенно скривился:
— А что, он тут был?
— Был. Сказал, его Стэндап привел. Кстати, а кто такой Стэндап?
— Один прикольный штымп, — отмахнулся Митя, — мы учились вместе. Собственно, Келли тоже с нами учился.
— В этой вашей знаменитой сто тридцать восьмой? — усмехнулась Ирма.
— Совершенно верно. Только Келли закончил школу на пару лет раньше. Притом, что младше меня на год.
— Вундеркинд?
— Считалось, что гений. И на воротах он, кстати, классно стоял.
— На каких воротах?