Она смеется в ответ, ничего не понимая. Действительно – смешно! Жаль, нет времени расспросить подробнее – ни о чем. Разве что…
– Откуда ты все-таки пришел, Денница? Из будущего?
На этот раз Несущий Свет не спешил с ответом. Тонкие брови сошлись к переносице. Сердился? Не хотел отвечать? Ярина даже успела пожалеть, что решилась спросить о таком.
– Будущего еще нет, Ирина. Века через два – по твоему счету – люди начнут выдумывать интересные байки о путешествии во времени – и станут неплохо на этом зарабатывать. Но это сказки. Нашего грядущего еще нет. Но есть Сосуд, где нет времени, – как во сне. Сейчас я в этом мире, и могу заглянуть в твой сон. Скоро… Да, очень скоро я смогу приходить и наяву.
– Скоро?!
В сердце вновь вспыхнула надежда. Значит, еще не поздно!
Он понимает, уголки тонких губ еле заметно дергаются.
– Скоро… Но не так, как тебе нужно. Я не успею.
И снова поддалась ледяная трясина, и снова его теплая рука удержала, не дала провалиться в бездонную топь. Ярина подняла взгляд к равнодушным звездам. Все? Но как же! Ведь Денница обещал! Обещал!
– Я смогу помочь, если… Если тот, кто мною станет, вспомнит одну очень важную вещь. Он быстро учится, но времени мало.
Девушка кивнула, и тут же в глаза ударил серебряный свет Месяца. Володимир недобро скалился, словно чуя смерть.
– Помочь нужно не только тебе. Многим. Очень многим!
Почему-то вспомнились слова прокурора Иллу. Значит, правда? Выходит, этому миру и в самом деле грозит страшное!..
– Денница! Сегодня мне сказали… Пан державный прокурор Иллу…
И снова его лицо хмурится, недобро блестят глаза.
– Знаю! Не верь им, Несущая Мир! Князь Сагор меньше всего думает о своих посполитых. Он страшнее Мацапуры – и сильнее. Если б я мог…
Он замолчал, а Ярине не захотелось переспрашивать.
Небо.
Звезды.
Его рука…
Пусть это сон, пусть скоро все исчезнет, развеется морозной дымкой, но пока они вместе, и послушный воздух легко несет их в черную высь, и легкий ветерок ерошит волосы…
* * *
– Эта?
– Эта!
Свет факелов – в лицо. Бородатые рожи склонились, дышат перегаром.
– Тощая, сучка! Костистая!
– Ничего, щас помягчает!
Еще ничего не понимая, но чуя беду, Ярина дернулась, резко взмахнула скованными руками…
– Ишь, брыкается!
Удар – острым носком сапога по лицу. Во рту хрустнуло, хлынула соленая кровь.
– Но тока чтоб жива осталась! Ясно?
– Останется! Всю жизнь помнить будет!
Руки вздернули вверх, заскрипела ржавая цепь, цепляясь за крюк. Ярина извернулась, ударила ногой – не глядя, наугад. Попала! Громкий крик, непонятая ругань – невидимый толмач и тот промолчал. Девушка попыталась отодвинуться к стене, ударить снова…
– Ах ты, гадюка!
На этот раз били втроем – сапогами, куда придется. Наконец, хекая, отступили, кто-то плюнул – липкая слюна поползла по щеке.
– А может, придушим, а?
– Ты че? Сказано – чтоб запомнила! Запомнила, понял?
Потная волосатая ладонь протянулась, резко рванула ворот плахты. Крепкая ткань, трещала, не поддавалась, больно впиваясь в шею. Ярина попыталась двинуться, но боль сковала, прижала к грязной соломе.
– Чур, я первый! Ну чего, сучонка? Раздвигай ножки!
Что-то тяжелое, пыхтящее, воняющее тухлым луком, навалилось сверху, завозилось, потная ладонь легла на грудь, скользнула по бедру, ногти врезались в кожу…
Хотелось закрыть глаза, но даже на это уже не было сил.
Я знаю, как меня зовут!
Знаю!
Знаю, знаю, знаю!
– Хлопцы-ы! За мной! Рубай! Як капусту! Впере-од!
И диво дивное – разом сгинуло все: страх, сомнения, майским червяком точившие сердце. Пекло ли, Рай, кочерга или галушки с медом…
Вперед!
Добрый конь не первый год под седлом – сразу понял, ударил копытами в затоптанный хрупкий снег.
Впере-е-од!
Эх, куме, не журись, туды-сюды повернись!
Турецкие гарматы, ощетинившиеся багинетами французские каре, немецкие шанцы – все сметали, всех в землю втаптывали. В землю, в горячий песок, в болотную жижу, в окровавленный снег. Верная шабля-»ордынка», в горячем бою взятая, прикипела к ладони. Хороша «ордынка», всем хороша, вернее жены, святее иконы!
Эх, бога-душу, крест животворящий, параскева-пятница и всех янголов собор!
Вперед!
…И уже поганая шибеница позади, и столбы, и веревка без петли, и кони храпят, близкий бой чуя, а ворога все нет, только снег сгинул, да близкий лес пропал, и небо…
Эх, не время на небо глаза пялить, не время!
Вперед!
Не выдержал – оглянулся.
Хлопцы? Как они?!
Оглянулся – хмыкнул в седые усы.
Молодцы хлопцы!
Все здесь – лавой, пики вперед, шабли наготове. Шмалько, греховодник старый, как водится, одесную, ноздря в ноздрю, редкие зубы довольно щерит, потеху чуя, за ним – Нагнибеда с ятаганом турецким, а там и Свербигуз, и Забреха, и Нечитайло. У Петра Енохи в руке фитиль дымится, гаковница вперед смотрит. Ахнет – добре будет! Дмитро Гром изловчился – гранату немецкую достал, и тоже фитиль приготовил – в зубах держит.
Остальные…
И остальные – молодцы!
– Сотник! Пане сотник!
Голос есаула заставил дрогнуть, обернуться…
Что же ты головой крутил, старый дурень, лысая башка!
Стена!
…От земли до неба, со всех сторон – неровная, клубящаяся, горящая дивным розовым огнем…
Эхма, вражины! Когда ж успели?
– То еще только туман, пан сотник! Вперед!
В голосе Юдки, колдуна проклятого, тревога. Небольшая – на самом донышке. И тут только сообразил сотник, что пристроился заризяка-жид ошуюю, из-за левого плеча советы подает.
Знаем, знаем, кому за левым плечом место! Шаблей бы христопродавца! Или просто перекреститься! Жаль, времени нет!
– Вперед, хлопцы! Впере-од!
И снова не сдержался – махнул «ордынкой». По стене, по розовой дымящейся мути, по бесовскому наваждению. Даже ветер не просвистел, только холод по руке.