Больше она не могла произнести ни слова, в голосе ее послышалось рыдание, и старый сеньор вздрогнул. Он повернул к невестке голову, взглянул на нее, но, похоже, не увидел. Выпив бокал вина, он изобразил на лице подобие улыбки и сказал:

— Нет. Я не думаю. Нет.

Все три женщины воскликнули в один голос:

— И что же?

— Я, — начал барон, — только что побывал в Сен-Жермене, где встречался с господином де Витри, его рота сегодня дежурила и... Он никогда не был в Брюсселе и не передавал письма королевы. Он не мог поверить, что кто-то посмел воспользоваться его именем, и даже позвал господина де Сувре, гувернера нашего юного короля, чтобы тот подтвердил то, что я знал и без него: господин де Витри вот уже несколько недель неотлучно находится возле Его Величества короля. Впрочем, мне не нужно было никаких подтверждений, его гнев был вполне убедителен.

— Но кто мог воспользоваться его именем, привезя письмо от регентши в сопровождении вооруженного эскорта? — встревожилась герцогиня.

— Именно это мне и предстояло узнать. На обратной дороге я заглянул в Арсенал к де Сюлли. Я нашел его крайне удрученным. Он сказал мне, что со дня на день ждет отставки, и его почти совсем отстранили от дел. Разумеется, регентша пока еще не прогнала советников покойного короля, но теперь они служат лишь украшением Королевского совета. И все они пришли к одной и той же печальной мысли: если кого-нибудь из них вдруг спрашивают о каком-нибудь государственном деле, то не для того ли, чтобы поступить ровно наоборот? Между тем казна, хранящаяся в Бастилии, тает на глазах. Огромной суммой откупились от Конде, чтобы он вел себя тихо, не меньше собираются заплатить де Суассону, который надумал было немного побунтовать, но главные щедроты предназначаются Галигаи и ее муженьку Кончини. А де Сюлли не желает потворствовать подобному разбазариванию королевской казны!

— Его можно понять, — сочувственно произнесла Лоренца. — Но, скажите, что он вам посоветовал?

— Пойти к Медичи и объясниться с ней... если я вдруг настолько устал от жизни, что жажду встречи один на один с палачом!

Дамы невольно вскрикнули, услышав это вполне искреннее признание.

— И что вы намерены предпринять? — придя в себя, осведомилась Кларисса.

Губерт де Курси посмотрел на сестру с мрачной улыбкой:

— Не говорите со мной так, словно вы меня не знаете! Разумеется, идти на приступ!

Глава 7
Необычное судилище

Но, как видно, небеса не желали, чтобы Губерт де Курси увиделся с королевой. Как только он вошел в Лувр, то уже на лестнице услышал, как гневается в своих покоях Ее Величество. Давно она так не бесновалась. С тех самых пор, как король Генрих присоединился к своим предшественникам в склепе аббатства Сен-Дени, никто не слышал таких ужасающих раскатов ее негодующего голоса. Стекла в окнах дрожали, а в большом дворе солдаты и посетители застыли неподвижно, глядя вверх на балкон, так что казалось, что их кто-то заколдовал. И вдруг какой-нибудь стражник расплывался в широкой улыбке, неожиданно почувствовав себя как в старые добрые времена при беарнце!

Взбежав по Малой лестнице, которая вела в покои королевы, с живостью молодого человека, барон очутился в приемной, где, кроме швейцарцев, стоявших на карауле, находился только господин де Шатовье, придворный кавалер Ее Величества. Нахмурив брови, он, как и все остальные, внимательно прислушивался к происходящему за дверью, пытаясь понять смесь французского с итальянским, на какой говорила Мария де Медичи, находясь в пылу гнева.

И все-таки он приветливо улыбнулся, увидев входящего — с бароном они были давние знакомые.

— Подумать только! Де Курси! Зачем пожаловал? Надеюсь, ты не собираешься испрашивать аудиенции?

— Именно это я и собираюсь сделать, мой дорогой, вот только почему-то мне кажется, что время я выбрал не слишком удачно.

— Мягко сказано! Прислушайся-ка лучше!

— Прислушаться? Да тут и прислушиваться не надо! А кто стал причиной этой грозы?

— Д'Эпернон! Он у нее с четверть часа, но вот уже минут десять как она кричит во весь голос.

— И по какому поводу?

— Да кто же знает! Лучше сам послушай. Ты должен понять, у тебя как-никак невестка из Флоренции.

— С нами она говорит только по-французски... А у меня, сказать по чести, никогда не было способности к языкам...

В эту минуту дверь королевских покоев распахнулась, и из нее вышла мадам де Гершевиль, поспешившая тут же закрыть за собой дверь. Она направилась к табурету, опустилась на него и принялась обмахиваться носовым платком. Де Шатовье подошел к ней.

— Чем сумел господин д'Эпернон так прогневать королеву?

— Она прогневалась не на д'Эпернона, а на те новости, с которыми он явился. Королева Маргарита вчера вечером пригласила к себе герцога вместе с мадемуазель дю Тийе и мадам де Верней. Всем троим, загородив их занавесом, она дала возможность выслушать обвинения некой д'Эскоман, которую до сих пор держали под замком. Эта женщина обвиняла всех троих в том, что они вместе с испанцами готовили покушение на жизнь короля и направляли руку преступного убийцы.

— Боже мой! — воскликнул де Шатовье. — Но это же ужасно! И что же дальше?

— Эта женщина была вновь арестована и отправлена в Консьержери. Арестовал ее президент Жонен, он тоже слушал ее обвинения, но стоя за другим занавесом, и поспешил наложить на нее руку, чтобы вырвать из когтей д'Эпернона, который собирался ее просто-напросто задушить. Жонен спросил у арестованной, есть ли у нее доказательства, и она ответила, что есть. А когда он захотел узнать, что толкает ее на разоблачения, которые чреваты для нее только страданиями и муками, она ответила, что хочет успокоить свою совесть.

— Теперь гнев Ее Величества понятен. Полагаю, д'Эпернон проведет эту ночь в Бастилии? — предположил старый аристократ с ноткой надежды в голосе.

— И не надейтесь! Гнев королевы направлен на разоблачительницу, потому что герцог сообщил ей, что та бросила тень подозрения и на Ее Величество тоже.

— В таком случае ее гнев еще более понятен, — вздохнул барон Губерт. — В народе давно уже шепчутся, что убийство, последовавшее сразу за коронацией, явно связано с ее именем.

Статс-дама, не заметившая присутствия барона, удивленно обернулась к нему:

— И вы здесь, барон? Вы, наверное, сопровождаете свою невестку Лоренцу?

— Нет. Она все еще плохо себя чувствует, и я посоветовал ей...

— Остаться дома? Как вы меня порадовали! Постарайтесь, чтобы она пробыла дома как можно дольше. Женщина-разоблачительница знала и мадам Лоренцу, они встречались в то время, когда обе жили в доме госпожи де Верней, так что вашу невестку могут вызвать как свидетельницу. Суда теперь не миновать. И вы можете себе представить, какое впечатление это разбирательство произведет на народ!