— Не сердитесь, я поеду, как только рассветет.
— Хорошо. Но никаких излишних подробностей. Если она спросит о причине дуэли, ты ничего не знаешь. Я сам постараюсь ей все объяснить, когда привезу покойного. Ты меня понял?
— Да, понял.
С этими словами Альбан поклонился и вышел.
Мчась галопом к Сен-Жермену ранним туманным утром, напоминавшим о том, что осень уже не за горами, Альбан Делаланд пытался привести в порядок свои мысли и ругал себя за то, что не отказался от данного ему поручения. Пусть бы поехал Дегре, его вся эта история не касается, он выполнил бы распоряжение начальника без лишних мучений. Зачем Альбан согласился отправиться в Сен-Жермен? Мало того что он должен сообщить любимой женщине, что она стала вдовой и что в смерти ее мужа он повинен не меньше противника, пронзившего его шпагой, но и... Он сомневался, будет ли для нее эта потеря таким уж непереносимым горем — хотя, когда имеешь дело с женщиной, никогда нельзя ни в чем быть уверенным. Но не сомневался, что Шарлотта начнет задавать вопросы. Ей захочется узнать причину, которая превратила кроткого агнца в бешеного зверя. Ту самую причину, о которой де ла Рейни запретил говорить, но о которой Альбану так хотелось упомянуть и наконец узнать всю правду о ее странном пребывании в доме, принадлежащем де Лувуа. Недаром об этом пребывании Шарлотты в лесном доме несколько месяцев никак не может позабыть королевский двор. Какие отношения могли связывать хромого министра и Шарлотту? Ни для кого не была тайной страсть де Лувуа к молодым и красивым девушкам, так неужели к самой красивой он отнесся по-отцовски? Как только Альбану вспоминалась грязная фраза: «Он и одеваться ей не позволял, когда уезжал... уж больно хорошо она сложена...», красная пелена застилала ему глаза. Он не мог отделаться от картины, мгновенно возникающей перед глазами: едва прикрытая полупрозрачной сорочкой, такой, что даже слуга может любоваться несказанной прелестью ее тела, она ждет возвращения своего победителя, раскинувшись среди подушек сладострастного ложа. А сам он в те же самые ночи метался без сна, пытаясь угадать, какую судьбу уготовили его возлюбленной?! Нет, никогда еще он не был так несчастен! И когда на равнине показались стены, башни, деревья и дома королевского города, он должен был совершить над собой неимоверное усилие, чтобы не повернуть назад, предоставив господину де ла Рейни самому выполнять свои чудесные поручения! А ту, которую любил, Альбан был готов задушить собственными руками.
Около ручья, протекающего вдоль дороги, он остановился, напоил коня и погрузил лицо в холодную воду. Голова у него горела, и холодная вода принесла облегчение. Он пожалел, что не прихватил с собой свою трубку. Несколько месяцев назад он пристрастился к табаку. Он помогал ему расслабиться в минуты нечастого отдыха. В присутствии де ла Рейни он никогда не курил. Распоряжение главного полицейского относительно табака было весьма строгим, он запрещал его курить, запах мог быть неприятен тем, с кем приходится иметь дело полицейским, а это ведь не всегда мошенники и гулящие девицы.
Умывание в ручье пошло Альбану на пользу, в голову пришла простая и разумная мысль: он постарается войти в особняк де Фонтенак как можно тише, вызовет свою любимую мадемуазель Леони, передаст ей печальное известие, а сам тут же помчится обратно. Почувствовав себя гораздо лучше, он продолжил свой путь, который, впрочем, уже подходил к концу, — он въехал на мост через Сену.
В Сен-Жермене был базарный день, народ запрудил все улицы, и, пробираясь сквозь толпу, Альбан подумал, что не худо было бы заглянуть сначала на постоялый двор «Славный король Генрих», согреться горячим питьем и что-нибудь поесть. Но сам-то он понимал, что дело вовсе не в хлебе, а в его желании отсрочить визит, который приводил его в ужас... С другой стороны, если рассуждать здраво, то чем раньше он там появится, тем больше у него шансов встретить никем не замеченным мадемуазель Леони... Обычно примерно в это время она возвращалась после утренней службы, и он спокойно сможет сообщить ей страшное известие.
Сообразив, что надо поторопиться, Альбан подстегнул коня. Когда он свернул на знакомую улицу, церковные колокола прозвонили семь. Удача его не оставила: приближаясь к дому, он увидел ту, которую искал: мадемуазель Леони не спеша направлялась к дому с молитвенником в руках. Альбан соскочил с лошади, взял ее под уздцы и догнал мадемуазель.
— Мадемуазель Леони! Какое счастье, что я вас встретил!
Она уставилась на Альбана с искренним удивлением.
— Я сказала бы то же самое, не будь сейчас так рано. Что с вами случилось, если вы вздумали скакать по улицам Сен-Жермена в такой час?
— Со мной-то ничего... Или почти ничего, хотя„.
— Что-то вы темните, молодой человек. Говорите прямо, с какой вестью вы приехали. Вы прекрасно знаете, что я не люблю ходить вокруг да около.
— Вы правы. Я приехал сообщить, что господин де Сен-Форжа умер этой ночью на Королевской площади.
— Умер? На Королевской площади? При каких обстоятельствах?
— Он дрался на дуэли с офицером из полка легкой кавалерии, неким де Лэссаком.
Увидев неподалеку подставку, при помощи которой всадники взбираются на лошадь, мадемуазель подошла к ней и села. Она была так потрясена, что Альбан пожалел об излишней прямоте своего сообщения.
— Прошу меня простить. Вы всегда казались мне глубоко уравновешенным человеком, я не мог себе представить, что на вас так подействует это известие.
Она несколько раз глубоко вздохнула, обмахиваясь перчатками, и после последнего глубокого вздоха сказала:
— Ну вот, я опять уравновешенна. Рассказывайте. И прежде всего, как вы могли стать свидетелем дуэли, если король...
— Она случилась не при мне, я пришел, чтобы прекратить ее, и со стыдом признаюсь, что послужил косвенной причиной столь горестной развязки.
— Что вы хотите сказать?
— Когда я вмешался, приказывая дуэлянтам вложить шпаги в ножны, господин де Сен-Форжа повернулся на мой голос, его противник воспользовался этим и вонзил клинок ему в грудь. Вывод: я виновник его смерти.
— Не говорите глупостей! Виновницей всему судьба, значит, графу было предначертано окончить свою жизнь именно таким образом. Подумать только! Граф де Сен-Форжа погиб на дуэли! Кто бы мог такое вообразить! Но ведь не он затеял дуэль!
— В том-то и дело, что он. Именно он, судя по тому, что мне рассказали. Он бросился на этого де Лэссака с намерением его задушить.
— И кто же вам об этом рассказал?
— Шевалье де Лоррен и маркиз д'Эффиа. Все эти господа ужинали в «Львином рве». И все шло хорошо до той минуты, когда господин де Сен-Форжа услышал свое имя, произнесенное с насмешкой.
— И оскорбился? Что-то не верится.
— Можно быть женственным на вид и при этом дорожить своей честью. Я имел случаи убедиться в том, что он вовсе не трус.