Обольститель и куртизанка | Страница: 46

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

И все же она не в силах была отвести глаза.

— Не важно. Мне требовалось время, чтобы подумать. Оливия предпочла не задавать очевидный вопрос. Едва ли ей хотелось бы услышать ответ. Вместо этого она спросила:

— Ты ужинал?

— С этим можно повременить. А ты?

Она перекусила у Перри в середине дня и вернулась домой голодной. Перед любовным поединком с графом неплохо было бы подкрепиться. Но странная, неожиданная встреча заставила ее забыть о еде.

— Я не голодна, спасибо.

Эрит положил книгу на столик, рядом с бокалом и ворохом шелковых лент.

— Хорошо.

Оливия слегка наклонилась вперед.

— Мне неприятно признаваться в этом, Эрит, но ты заставляешь меня нервничать.

Эрит снова улыбнулся, или, скорее, его губы изогнулись в подобии улыбки.

— Тебе не о чем волноваться.

Руки Оливии, обхватившие подлокотники кресла, сжались в кулаки.

— Вот теперь я по-настоящему встревожена.

— Хочешь вина?

— Зачем? — с подозрением спросила куртизанка. — Мне оно понадобится?

Эрит тихонько рассмеялся, и звук его смеха отозвался щекочущей волной в теле Оливии, словно теплый мед тонкой струйкой потек у нее по спине.

— Возможно. Я хочу сыграть с тобой в одну игру. Взгляд Оливии метнулся к невинному на вид вороху лент. Только это не были ленты. Скорее разноцветные шелковые шнуры.

— Ты хочешь меня связать? — безжизненным тоном произнесла она.

Эрит устал действовать лаской, уговаривать ее, задабривать и убеждать, он потерял терпение и задумал применить силу.

Сказать по правде, Оливия надеялась, что у графа более богатая фантазия. Она переоценила Эрита. Разумеется, воображение рисует ему те же убогие, набившие оскомину картины, что и остальным мужчинам.

Пожалуй, это даже лестно, что Эрит пытается вовлечь ее в свои игры, решила Оливия. Как ни странно, этим он стал ей еще дороже, хотя и разочаровал.

Подавив вздох, Оливия откинулась на спинку кресла, чувствуя, как напряжение отпускает ее. Наконец-то она оказалась в знакомой стихии, пусть происходящее и выглядело чертовски банально. Эрит внимательно ее разглядывал.

— У тебя нет возражений?

Оливия принялась расстегивать жакет. Конечно, он захочет, чтобы она разделась. Другие мужчины, желавшие видеть ее пленницей, срывали с нее одежду.

— Нет, никаких возражений.

Разве что она снова останется опустошенной и неудовлетворенной, а на лице Эрита вновь появится смущенное, печальное выражение.

— Хорошо, тогда мы попробуем это в следующий раз.

Пальцы Оливии замерли, едва взявшись за третью пуговицу. Она медленно встала с кресла, негнущиеся ноги с трудом ее держали.

— Что ты сказал?

Эрит взял в руки шнуры и начал с ними играть. Оливия следила, не отрываясь за завораживающими движениями его сильных загорелых пальцев. Эти стремительные движения вызывали смутную тревогу, в них было что-то невыразимо чувственное.

— Я сказал, что мы попробуем это в следующий раз, — спокойно повторил он.

Вся уверенность Оливии мгновенно улетучилась — так разбегаются врассыпную копошащиеся под камнем крабы, стоит направить на них яркий луч света.

— Так чего же ты хочешь сейчас? — Слова давались Оливии с трудом: горло ее сдавило спазмом.

Эрит поднялся, но остался стоять, не делая попытки приблизиться. Как всегда, он возвышался над Оливией словно башня; граф — единственный мужчина из всех, кого она знала, — мог заставить ее почувствовать себя миниатюрной и женственной. Внезапно мысль о том, что Эрит свяжет ее и попытается соблазнить, вызвав ответное желание, пробудила ее любопытство. Еще неделю назад она не могла бы себе такое представить. Да что там неделю, даже минуту назад.

Эрит все еще держал в руках витые шнуры.

— Я хочу, чтобы ты меня связала.

Оливия растерянно отступила на шаг. Она не представляла себе Эрита в роли безвольной жертвы. Неужели он из тех мужчин, что любят побои? Один из ее бывших любовников нуждался в боли, чтобы достигнуть, пика наслаждения, и Оливии пришлось быстро покончить с этой связью. Она не могла без отвращения изображать пародию на жестокость — лорд Фарнсуорт показал ей, что такое настоящая безжалостность.

— Нет.

Эрит мягко разжал пальцы, и шнуры соскользнули на стол.

— Как хочешь.

Взгляд Оливии задержался на спутанных ярких шелковых шнурах, рассыпавшихся по темному дереву. Даже для женщины, равнодушной к соблазну плоти, было что-то необъяснимо притягательное в медленном чувственном скольжении шелковых шнуров, в изящных движениях гибких пальцев Эрита.

По телу Оливии пробежала странная дрожь, словно эти длинные пальцы касались ее обнаженной кожи. Она не сразу осознала смысл слов Эрита.

— Ты не хочешь, чтобы я тебя отхлестала? — изумленно выдохнула она.

Эрит потрясенно замер, глядя ей в глаза.

— А тебе этого хочется?

— Нет. — Оливия недоуменно нахмурилась. С каждым мгновением она все меньше понимала, что на уме у графа. — Разве не об этом ты просил?

Эрит, мягко улыбаясь, взял ее за руку. Оливия попыталась вырваться, но он крепко ее держал. Куртизанка почувствовала, как от тепла его рук тает лед в ее сердце.

«Скоро льда не останется вовсе. Боже милостивый, и что же тогда будет?»

— Ты видела меня с дочерью сегодня утром.

— Да.

— Рома заставила меня понять, что самое ужасное мое прегрешение не бегство от семьи, хотя и в этом мне нет прощения. Главное, я никогда не давал ей свободу выбора. — Эрит замолчал, и Оливия увидела на его лице тень давней затаенной печали. — Я потерял Джоанну, потому что пытался навязать ей свою волю.

Оливия склонила голову набок, брови ее удивленно изогнулись.

— Но ты мужчина. Вы любите, чтобы вам подчинялись.

— Только не сегодня. Не ты. — Эрит выпустил руку куртизанки, вскинул голову и расправил плечи. Лицо его помрачнело. Оливия никогда еще не видела его таким угрюмым, — Я долго думал, Оливия. И словно вдруг увидел себя со стороны. Будто зеркало с беспощадной правдивостью отразило все мои поступки. Показало, как я вел себя с тобой и со всеми женщинами в моей жизни.

Оливия сцепила пальцы, сжав руку Эрита.

— Ты хорошо обращался со мной. А я держалась отчужденно и едва ли заслуживаю симпатии.

Протянув руку, Эрит легко коснулся ее щеки. Мимолетно, словно ласточка задела лицо своим крылом. Но в этом касании было столько нежности, что у Оливии перехватило дыхание.

— Не глупи, Оливия. Ты сумела вызвать у меня самые теплые чувства.