Она села поудобнее и стала похожа на девчонку.
— Если ты принцесса, скажи им, чтобы меня отпустили. — Фома вдруг почувствовал, что в носу защипало, а к глазам подступили горячие слезы. Я все время плачу, подумал он, разнюнился, как будто и вправду маленький…
— Хочешь домой? — печально спросила принцесса.
— Да! — Фома отчаянно кивнул, сбросив ее руку, лежавшую у него на макушке. — Хочу! Пожалуйста, пускай они меня вернут домой. Они меня мучают, они натравили на меня своего вонючего водяного коня, погляди, что он сделал с моими ногами…
Принцесса нагнулась и вдруг быстро лизнула его голую коленку. Будто кошка. Язык у нее был розовый и шершавый. Фома, открыв рот, наблюдал, как затягиваются глубокие подсохшие порезы.
— Теперь хорошо? — спросила она.
Он вытер нос рукой и ничего не ответил.
— Подвинься. — Она села рядом, бок о бок. Они были точно в зеленой сомкнувшейся ладони.
— Меня будут искать, — сказал Фома, — мой папа найдет меня… Он сядет в самолет, он летает на самолете, он однажды меня катал, и полетит над Дельтой, и увидит, где я…
— Не здесь, — сказала она, — здесь нас с тобой нельзя увидеть. Это запретный остров. Это единственное место в Дельте, которое здесь и не здесь. Его не могут увидеть ваши люди, а мои воины не могут на него ступить. Таков закон.
— А я?
— Ты можешь. Ты бард.
— Я не бард, — возмутился Фома, — я не буду петь тебе, хоть лопни. — И прибавил: — Я сказал.
Потому что так всегда говорят мужественные и молчаливые люди, он читал в одной книжке.
— Ты бард, — кивнула принцесса с улыбкой. — Там, на этой мерзкой сухой земле, воняющей железом, ты не мог выполнить свое предназначение. А когда человек не может выполнить свое предназначение, у него высыхает сердце. Я знаю, маленький мальчик.
— Я все равно хочу домой. — Фома прилагал все усилия, чтобы касаться ее как можно меньше. Она была прохладная и серебристая, кожа отсвечивала зеленью.
— Я не могу тебя отпустить, — сказала принцесса. — Мой народ несчастен. У моего народа не было барда. А им нужен бард.
— Пускай ищут себе вонючего барда в другом месте!
— Маленький мальчик, — узкая ладонь легла на его голую коленку, — ты очень хороший бард. Просто ты об этом не знаешь. А мой народ без барда стал просто горсткой бродяг и убийц. Ибо некому петь про их подвиги. Некому корить их за постыдное.
Фома молчал, стиснув зубы.
— Ваши люди догадались, что такое для нас барды, — ее рука, точно серебристая рыбка, скользнула по его бедру, — и стали охотиться на них. Убивать их. А барды не умели прятаться, ибо по законам войны бард неприкосновенен. Теперь больше нет законов войны, о любовь моя.
— Пусти, — сказал пораженный Фома, — что ты делаешь? Девчонка, дура!
Она рассмеялась. Смех переливался у нее в горле, как вода.
— Обними меня, о большой мальчик, — сказала она, — обними вот так. И вот так. Ты бард, ты зеркало чести, ты будешь петь, и мои воины перестанут нападать исподтишка, не будут отравлять колодцы, не будут резать детей в ночи. Они выйдут честно, станут прямо и умрут достойно. Разве ты не заслужил этим благодарность своего народа?
— Я запутался, — пробормотал Фома, чье растерянное «я» ныряло в неведомые прежде глубины. — Ты хочешь сказать… что это хорошо?
— Без благородства нет войны, — прошептала принцесса, и дыхание ее было огнем и льдом. — Может, победят твои люди, может, мои. Но больше не будет резни в ночи. Бард не принадлежит никому, он не принадлежит племени, он не принадлежит даже мне. Бард принадлежит истине.
— Тут что-то не так, — сопротивлялся Фома уцелевшими крохами здравого смысла, — я не…
* * *
Вода отражала звезды.
Шел отлив, и длинные белые косяки мелей протянулись меж островками. Спина водяного коня, выступающая из воды, отливала мокрым блеском. Руки и ноги казались Фоме непривычно длинными, он путался в них.
Лодка скользнула к берегу.
— Ты здесь, о бард? — негромко позвал голос.
Фома помолчал с минуту, потом сказал:
— Да.
Две темные фигуры посторонились, давая ему уместиться на корме.
— Не прикасайтесь ко мне, уроды, — сказал Фома сквозь зубы.
— Мы и не прикасаемся к тебе, о бард, — ответил кэлпи, — ты сейчас запретен для нас. Весь остров запретен. Это место только для таких, как ты. Для бардов.
— Кто там был? — спросил Фома нерешительно.
Кэлпи молчали. Звездный свет обтекал зеленые лица, как вода.
— Кто она?
— Кто? — переспросил кэлпи.
— Она. Принцесса.
Кэлпи переглянулись. Фома вытянул шею, вглядываясь в их лица в ожидании ответа, но кэлпи молчали. Шест ударился о воду, звезды плясали на ней, разбиваясь на мелкие осколки.
— Там, на острове, — сказал Фома, — я был взрослым. Я был большим. Она сделала меня большим. Что она со мной сделала?
Кэлпи молчали.
— Я хочу домой, — сказал Фома. Он путался в своих руках и ногах, никак не мог уместиться на скамье. — Верните меня домой.
Кэлпи молчали.
— Ненавижу вас, жабы, — сказал Фома.
Кэлпи молчали. Фома вытянул длинные руки и толкнул одного из них. Кэлпи, не удержавшись, кувыркнулся в воду.
— Вот так, — сказал Фома.
Он выпрямился в шаткой лодке, перехватил шест у второго кэлпи и с размаху ударил его по спине. Кэлпи сложился пополам, мягкий, словно тряпичная кукла.
— В воду, — сказал Фома.
Кэлпи обернул к нему темное лицо с раскрытым ртом, но не издал ни звука.
— В воду, — повторил Фома и ударил его концом шеста в подвздох.
Кэлпи с громким всплеском упал спиной вниз.
— Помни про водяного коня! — сказал Фома темноте. — Помни про водяного коня!
Он ткнул шестом в дно. Лодка развернулась носом к зареву на горизонте — к дальним огням Территории, ее домам, шахтам и наблюдательным вышкам. Плыть приходилось против течения, Фома налегал на шест, лодка то и дело норовила вывернуться из-под него. И как только эти чертовы педики ухитряются править такими неустойчивыми штуками?
— Я плыву домой, — пел Фома, не думая о том, что голос его скачет по воде, точно мяч, — плыву домой. Меня взяли в плен кэлпи, зеленые мерзкие кэлпи, но я сумел убежать. Первого я ударил рукой, второго ударил шестом! Они упали в воду, в черную воду, теперь их съест водяной конь! А я один стою в лодке, отталкиваюсь шестом от дна, сонные рыбы уходят прочь, зеленые жабы в страхе бегут от моего шеста. Я видел невиданные места, моя отвага чиста, и я плыву сквозь ночь…