Ей пришлось прервать свои размышления, когда грум распахнул дверцу кареты и предложил ей руку. В голове у нее вдруг помутилось, и она, встревожившись, услышала… скорее почувствовала… Повинуясь лишь чутью, она повернула голову и побледнела, заметив вдали огромного черного жеребца, освещенного последними лучами закатного солнца. Всадник, одетый во все черное, казался таким же огромным и устрашающим. Шляпу он низко надвинул на лоб, за ним развевался черный плащ.
Диана сразу узнала всадника. Гейбриел!
Она застыла в неподвижности; и тут небо прорезала ослепительная вспышка молнии у него за спиной, отчего конь встал на дыбы, и она увидела его лицо, похожее на суровую каменную маску. Копыта жеребца зацокали по гравию. Всадник, склонившийся к седлу, напомнил ей архангела Гавриила, в честь которого назвали ее жениха. Казалось, он вот-вот поразит врага.
Диана…
Гейбриел надеялся, что ему удастся перехватить Диану до того, как она въедет в поместье его матери, и уговорить повернуть обратно. К сожалению, он так замешкался в Лондоне, что не успел догнать се вовремя. Он сразу узнал черную карету, стоящую у самого дома. Да и как мог он не узнать собственную карету, дверцы которой украшал его новый герб — ангел и стоящий на задних лапах единорог. Грум в ливрее распахнул дверцу, спустил вниз лесенку и протянул руку, чтобы помочь Диане выйти.
Сходя вниз, она обратила к Гейбриелу изумленное лицо, ее голубые глаза встревоженно расширились, потому что она, очевидно, еще издали узнала всадника на лоснящемся черном жеребце. Гейбриел злорадно подумал: скоро она убедится в том, что ее страхи не напрасны! Как только они окажутся одни…
Он переночевал на каком-то захудалом постоялом дворе, очень устал в дороге, проголодался и промок до костей; почти весь день моросил дождь, а под конец пути небеса словно разверзлись.
И все же неприятнее всего то, что он спустя столько лет снова очутился в Фолкнер-Мэнор. Он точно знал, кто виноват в том, что он все же приехал сюда…
Во всем виновата леди Диана Коупленд, которая недавно стала его невестой. Ничего, скоро она поймет, что ее ждет суровая кара за непослушание…
Гейбриел остановил Максимилиана в нескольких шагах от кареты, спрыгнул на землю, а поводья бросил груму. Затем он не спеша приблизился к Диане, которая словно приросла к месту. Когда он как ни в чем не бывало подал ей руку, глаза ее сделались огромными, а стройная белая шея судорожно дернулась; прежде чем заговорить, она проглотила подступивший к горлу ком.
— Как приятно видеть вас, милорд, хотя вы уверяли, что дела в городе не позволят вам присоединиться ко мне до завтра! — Несмотря на то что ей явно было не по себе, говорила она вполне хладнокровно.
Гейбриел понимал, что ее последние слова предназначены для ушей слуг. Сама Диана прекрасно помнила, что ее жених вовсе не собирался ехать за ней в Кембриджшир; более того, он с радостью очутился бы в любом другом месте, только не здесь!
— Даже такая короткая разлука с вами показалась мне невыносимой, — подчеркнуто любезно ответил он, хотя его глаза метали молнии. Наклонившись к самому ее уху, он прошептал: — Тем более что вы распорядились увезти из Лондона почти всю мою одежду!
Диана поняла, что его ответ также предназначен для посторонних ушей. Но вот его последние слова не оставляли сомнений: как только они останутся одни, ее ждет суровое наказание. О неминуемой каре говорили и его потемневшие глаза.
— Милорд, ваши нежные чувства делают вам честь.
— Будем надеяться, что вы не откажетесь от своих слов, когда у нас будет возможность поговорить без посторонних, — прошептал он.
Диана еще больше испугалась.
— Разве вы не получили мое письмо с объяснениями?
— Если бы я его не получил, меня бы здесь не было, — выпалил он.
— Тогда…
— Что там за шум? Боже правый, Гейбриел, неужели это вы?
Услышав этот голос, он вдруг словно застыл. Лицо его превратилось в каменную маску. Он обернулся к явно потрясенной молодой женщине, вышедшей на крыльцо, и крепче сжал руку Дианы. Она поняла: ее жених далеко не так спокоен, как пытается показать.
Диана медленно обернулась и взглянула на ту, которая мерила Гейбриела недоверчивым взглядом. Это была молодая женщина — Диана решила, что моложе незнакомки всего на несколько лет, — и отличалась безупречной красотой: матово-белый лоб, красивые карие глаза, маленький прямой носик, полные губы, изящно очерченный подбородок. Волосы цвета воронова крыла были уложены в модную прическу, светло-персиковое платье выгодно подчеркивало ее стройную фигуру.
— Ваша всегдашняя проницательность не подвела вас, мадам, — язвительно ответил Гейбриел.
Незнакомка побледнела, хотя и притворилась, что не замечает яда в его словах.
— Вижу, прошедшие годы почти не повлияли на вашу надменность!
— А вы ожидали, что годы скажутся на ней?
— Начать с того, что я вовсе не ожидала вас видеть! — воскликнула она.
— Я так и понял, — негромко ответил Гейбриел.
Черноволосая красавица метнула на него гневный взгляд:
— Если бы вы удосужились заранее сообщить нам о своем приезде, я бы ответила, что в Фолкнер-Мэнор вы — нежеланный гость!
Гейбриел сжал зубы, на скулах у него заходили желваки.
— По какой-то необъяснимой причине последние дни мне то и дело приходится упоминать о том, что я не испытываю потребности отчитываться перед кем бы то ни было в своих поступках!
Диана внутренне сжалась, понимая, что он намекает и на нее тоже.
— Вы позволите? — спросил Гейбриел, холодно взирая на незнакомку. — Через минуту мы с Дианой присоединимся к вам. — Вне всяких сомнений он ее прогонял.
Черноволосая красавица, похоже, вовсе не обрадовалась его желанию войти, но, взглянув на его лицо, промолчала. Она наградила Гейбриела еще одним испепеляющим взглядом и скрылась за дверью.
Диана предположила, что надменная молодая красавица — какая-нибудь родственница Гейбриела. Возможно, дочь мистера и миссис Чарльз Прескотт? Во всяком случае, с Гейбриелом она держалась как старая знакомая. Вполне возможно, она и правда его кузина.
— Потерпите, Диана, скоро все разъяснится, — негромко произнес Гейбриел. Дождь снова усилился; он решительно взял ее под локоть и повел ко входу.
— Но… осторожно, Гейбриел! — воскликнула Диана. Пытаясь приладиться к его широким шагам, она нечаянно наступила на подол платья и споткнулась.
Гейбриела душил гнев. Диана привела их обоих в скорпионье гнездо, и он готов был безжалостно выместить на ней свое раздражение.
— Я и без того очень промок и устал, так как, вопреки своей воле, много часов подряд провел в седле. Не советую дольше испытывать мое терпение!
Диана подобрала промокшие юбки и, робко покосившись на него, сказала: