Дженнифер язвительно улыбнулась:
— Если кто-то кое о чем предпочитает не вспоминать, это не значит, что ничего не было!
— А если кое-что предпочитают выдумывать, это не значит, что нечто происходило в самом деле! — парировал он.
Дженнифер по-прежнему торжествующе улыбалась.
— Итак, жду вас внизу. — Она развернулась, вышла через соседнюю спальню и тихо прикрыла за собой дверь, ведущую в коридор.
Диана стояла, не шевелясь, в объятиях Гейбриела, прежняя ее уверенность дрогнула под лавиной двусмысленных намеков. Голова шла кругом. Она не сомневалась, что Дженнифер Прескотт нарочно стремилась задеть их обоих. Диану, во всяком случае, ее слова сильно встревожили. Но означает ли это, что в злых словах есть хоть капля правды? А может, все-таки?..
Дженнифер Прескотт уверяет, что в прошлом видела Гейбриела без одежды и даже заметила, что он возмужал и окреп. Откуда ей известно о родимом пятне на его левом бедре? Сама Диана понятия о нем не имела. Значит, доля истины в словах Дженнифер все же есть?
— О чем вы думаете?
Гейбриел по-прежнему прижимался к ней всем телом, но радость бесследно исчезла. Правда, она чувствовала, как часто он дышит и как весь напрягся, застыл в ожидании ее ответа.
Она судорожно вздохнула:
— Милорд, у вас правда есть родимое пятно на левом бедре?
— Черт побери! — рявкнул он.
— Значит, это правда?
— Да!
— Боже правый… — Она высвободилась из его объятий и отошла подальше, даже не понимая, как сильно задела его своим недоверием. Сейчас ей хотелось только одного: отойти от него подальше. Подумать.
Гейбриел, однако, не дал ей такой возможности.
— Диана, это не то, что вы подумали!
— Тогда объясните, что означают ее слова! — Она вскинула на него озадаченный взгляд. — Я доверяла вам, Гейбриел, я вам поверила…
Он тут же замкнулся в себе, снова стал безучастным и равнодушным. Как будто надел на лицо маску.
— Ничто из того, что здесь произошло, не помешает вам и впредь верить мне.
— Тогда прошу вас, объясните, почему этой женщине известно о родимом пятне, которое, по вашим же собственным словам, существует на самом деле?
В глубине души она сознавала, что ведет себя очень непоследовательно, но вскипевшая в ней ревность не позволяла прислушиваться к доводам разума и заставляла прибегнуть к пылким обвинениям!
Гейбриел раздраженно провел рукой по своей густой шевелюре. Он не привык к подобным расспросам. Более того, он еще давным-давно дал себе слово, что никогда больше не станет ни перед кем оправдываться. Вот только… Судя по всему, Дженнифер слов на ветер не бросает, а Диана и без того многое приняла на веру. А ведь она не обязана слепо доверять ему во всем! Неужели она считает, что у жениха нет поводов ее обманывать? Будь проклята Дженнифер Прескотт! Пусть она горит в аду!
Он стиснул зубы.
— Вы в детстве никогда не убегали из душной классной комнаты, чтобы поплавать в речке в одном нижнем белье с деревенскими ребятишками?
— Нет.
Отчего-то Гейбриел заранее предвидел, что Диана ответит именно так: она с самых юных лет была слишком занята заботой об отце и сестрах, и у нее не было ни времени, ни желания самой вести себя по-детски.
— А я убегал, — без выражения ответил он. — Часто.
— И жена вашего дяди была в числе деревенских ребятишек, которые купались с вами в речке?
— Да, хотя тогда ее звали Дженнифер Линдсей… она тоже любила купаться в речке, — вызывающе ответил Гейбриел, по-видимому не склонный извиняться.
Как будто он ожидал, что Диана тут же усомнится в его словах…
Сила неожиданно вскипевшей в ней ревности настолько потрясла Диану, что она не знала, что и подумать. И чему верить. До приезда в Фолкнер-Мэнор молодая женщина из прошлого Гейбриела была для нее безликой и безымянной особой. Она испытала шок, узнав, что эта особа теперь замужем за дядей Гейбриела. Теперь же оказалось, что Гейбриел и Дженнифер Линдсей — друзья детства. Диана совсем упала духом. Она быстро размышляла. Гейбриелу исполнилось всего двадцать, когда разразился скандал. Он был юношей, который, судя по его характеру, стремился к физическим наслаждениям. Дженнифер Прескотт и сейчас отличается поразительной, чувственной красотой; скорее всего, и восемь лет назад она была такой же красивой и чувственной. Неужели тогда Гейбриелу, куда более пылкому и безрассудному, чем сейчас, удалось устоять против ее чар?
Всего час назад Диана была совершенно уверена в том, что на слово жениха можно положиться. Что у Гейбриела нет оснований обманывать ее или что-то от нее скрывать. Да и какой ему смысл лгать и изворачиваться, если он совершенно равнодушен к мнению о себе окружающих?
И все же ядовитые слова миссис Прескотт поколебали ее уверенность в искренности Гейбриела — в том, что касается прошлого. Диане очень хотелось ему поверить. Она не сможет стать женой человека, в правдивости которого сомневается! И в то же время невозможно отрицать: замечание Дженнифер Прескотт посеяло в ней зерно сомнения…
Она тряхнула головой, прогоняя неприятные мысли; ей трудно оказалось смотреть Гейбриелу в глаза.
— Предлагаю отложить разговор на потом…
— Диана, мы выясним все сейчас! Сейчас или никогда! — Он показался ей совершенно незнакомым человеком.
— Мне о стольком придется подумать… — Диана сдвинула брови.
— О чем, например?
— Невозможно отрицать, что миссис Прескотт красива…
Гейбриел презрительно хмыкнул.
— Меня эта женщина не интересует. Никогда не интересовала и не будет интересовать. Либо вы верите мне на слово, либо нет.
Диана посмотрела на него в упор. Лицо его выражало крайнюю степень несговорчивости. Глаза превратились в кусочки темного льда, кожа на скулах натянулась, рот сжался в твердую, неумолимую линию, подбородок упрямо выдвинулся вперед. Гейбриел показался ей совершенно непоколебимым. Диана поняла: если она ему не поверит, он не сделает и шага ей навстречу.
Она вздохнула:
— С вашей стороны несправедливо оказывать на меня такой нажим, ведь после нашего приезда сюда многое изменилось!
Гейбриел задумался. В самом ли деле он поступает несправедливо? После приезда в Фолкнер-Мэнор Диана многое узнала о его прошлом! Может быть, сейчас ей просто не под силу верить ему на слово? Да, наверное, непросто склониться к его точке зрения только потому, что он ее в этом уверяет!
Гейбриел вынужден был признать, что в чем-то Диана права. Однако он восемь лет жил в одиночестве и не искал ни одобрения, ни оправдания. Гордость повелевала ему и сейчас ни о чем не просить — даже эту храбрую молодую женщину, согласившуюся стать его женой.