— Одно из двух: или вы умеете чудесным образом выздоравливать, или ребра повреждены меньше, чем нам показалось сначала. Само собой отдых, горячее питье и сытная еда тоже не помешали, — заключил дворецкий, помогая Аргусу надеть рубашку.
— Значит, я здоров.
— Пока можно говорить лишь о пути к выздоровлению, не больше. Еще, по меньшей мере, неделю придется соблюдать щадящий режим и воздерживаться от резких движений. Не вижу, что творится у вас внутри, а потому не могу утверждать, что все цело. Утешает одно: если бы ребра серьезно пострадали, вы ни за что не чувствовали бы себя таким бодрым, каким кажетесь со стороны, — это точно. Но не исключено, что кости восстановились не в полной мере, так что ведите себя осторожно. Подобные раны дают осложнения на протяжении нескольких лет. Окончательное выздоровление требует времени.
Аргус кивнул. Соблюдать осторожность — совсем не то, что чувствовать себя беспомощным и неповоротливым. Теперь, во всяком случае, можно будет принять участие в поисках Корника. К тому же в присутствии Лорелей не придется терпеливо выносить мучительное искушение: трусливый внутренний голос подсказывал, что отныне в критической ситуации можно будет спастись бегством.
Унизительно, конечно, но приходилось признать, что внутренний голос прав. Постоянная близость мисс Сандан методично разрушала контроль над собственными чувствами, а сэр Уэрлок привык всегда и во всем владеть собой и уступать не собирался. Но что же делать, если при одном лишь взгляде на Лорелей сразу хотелось заключить ее в объятия? Возможно, теперь удастся соблюдать более безопасную дистанцию.
— Спасибо, Макс, — с улыбкой поблагодарил Аргус. — Вы доказали, что разбираетесь в медицине и отлично умеете лечить.
— Когда в доме растет целая армия детей, поневоле научишься.
— Но зачем же герцог принимает чужих, когда у него семнадцать своих?
— Его светлость не может не помочь тому, кто нуждается в помощи, как не может смириться с мыслью, что из-за недостатка средств юные родственники не получат достойного образования. Но главная заслуга герцога заключается в том, что все дети, проживающие в его доме, ощущают себя одной большой и дружной семьей.
— Да, это действительно важно. Олимпия сказала, что сквайр Данн вырос вместе с его светлостью, а теперь его сыновья приезжают сюда запросто, как в родной дом.
Макс кивнул и достал из жилетного кармана изящные серебряные часы.
— Мне пора. У его светлости назначена встреча с управляющим. Необходимо проследить, чтобы он не забыл.
Дворецкий ушел, а Аргус принялся испытывать ребра на прочность: определяя степень свободы движения. Боль ощущалась нечасто, однако он не оставлял без внимания даже самые легкие ее проявления. Борьба с Корником требовала больших физических сил, так что рисковать понапрасну было бы преступлением. Изучив состояние собственного тела, сэр Уэрлок надел сюртук и отправился на поиски родственников.
Первой нашлась Олимпия. Баронесса Страйкхолл сидела в гостиной, пила чай и печально смотрела в окно. Впрочем, едва заметив брата, она приветливо улыбнулась:
— Итак, тебя наконец-то разбинтовали? Поздравляю.
— Спасибо. Макс предупредил, чтобы я соблюдал осторожность и не напрягался. Кажется, я парень крепкий, но он сказал, что еще некоторое время я буду приходить в норму. — Аргус сел рядом и внимательно посмотрел на сестру. — А как твои дела? Когда я вошел, ты выглядела задумчивой. Или грустной?
— Задумчивой, — ответила Олимпия так поспешно, что сразу стало ясно: обманывает. Настаивать Аргус не решился. — Пытаюсь понять, что делать дальше.
— Сам не знаю. Никакой информации о Корнике найти не удалось, во всяком случае, пока. Подозреваю, что те сведения, которые прежде лежали на поверхности, были специально сфабрикованы, чтобы я поддался на провокацию.
— И все же странно, что в бумагах его светлости нет даже намеков; более богатый архив трудно представить, да и сам герцог поражает эрудицией.
— Что правда, то правда: сам Леопольд пришел в восхищение. — Брат и сестра обменялись понимающими улыбками. — Кстати, где остальные?
— Поехали в деревню. Сказали, что хотят кое-что купить, но подозреваю, что на самом деле собираются послушать сплетни и задать кое-какие наводящие вопросы. Перед отъездом Лео не забыл написать письмо своим адвокатам: поручил навести справки о человеке по имени Уэндалл — хозяине ужасного дома.
Леди Уэрлок поежилась.
— Самое страшное уже позади, Олимпия, — успокоил Аргус. — Пора отвлечься от переживаний. Я выздоровел, а Корник непременно ответит за преступление.
Баронесса сжала руку брата.
— Не сомневаюсь. Ответят все: и он сам, и те, кого он имел в виду, когда говорил «мы». И все же ради безопасности младшего поколения нашей семьи хочется верить, что под этим «мы» скрывается лишь жалкая горстка негодяев, не больше. Твои мучения доказывают, как далеко они готовы зайти ради достижения цели. Даже представить невозможно, что люди способны на подобную жестокость.
— Я и сам надеюсь, что придется сражаться с парой-тройкой безумцев, и в то же время подозреваю, что за их спинами стоит кто-то могущественный; возможно, один из членов правительства. Не случайно осведомленность Корника ограничивается способностями тех из нас, кто сотрудничал с кабинетом министров.
— А, вот вы где! — послышался полный энергии голос Леопольда.
Вслед за бароном Старкли в комнату вошли Яго и Бенед.
Аргус дождался, пока кузены наполнят бокалы, и только после этого дал волю любопытству.
— Что слышно в деревне?
— Иными словами, как прошла шпионская вылазка? — уточнила Олимпия.
Леопольд развалился в кресле и с улыбкой посмотрел на сестру:
— Герцога все безоговорочно обожают, однако несколько человек честно признались, что, если возникает проблема, за помощью предпочитают обращаться к Максу. Кое-кто пожаловался, что внимания и расположения его светлости бессовестно добивается некая вдова — при том что лорд Санданмор был женат трижды и в четвертый раз под венец не рвется, равно как не спешит найти супругу кому-нибудь из тринадцати сыновей. Самые вдумчивые из собеседников заключили, что даже если наш гостеприимный хозяин и не думает жениться, все равно не отвертится, потому что ему всего-то сорок шесть лет.
Услышав новость, Аргус поперхнулся вином и закашлялся. Олимпия заботливо постучала брата по спине. Отдышавшись, он уточнил:
— Вполне возможно, что так оно и есть. Лорелей рассказала, что герцог женился в четырнадцать лет, а к пятнадцати уже стал отцом. Что неприлично, сказал бы я, если бы кто-нибудь захотел услышать мое мнение. Он и сам еще был ребенком.
— Верно, — согласился Леопольд. — И что же дальше? Тридцать два года назад столь ранний брак тоже считался неприличным, однако вплоть до восьмого герцога мальчики в семействе Сандан появлялись на свет чрезвычайно редко. Когда у седьмого герцога родился второй сын, то есть наш добрый знакомый, радости не было конца. Но старший из братьев, наследник титула и состояния, умер молодым, оставив двух маленьких дочек. Рональд их вырастил.