— Да, ваша светлость.
Рональд с улыбкой обнял мальчика за плечи:
— Так, может, сыграем?
Олуэн радостно кивнул, и герцог повел достойного соперника в библиотеку, однако возле двери остановился и обратился к дворецкому:
— Будь добр, принеси что-нибудь перекусить и не забудь прислать ко мне доктора, как только он закончит осмотр.
Едва доктор вышел из спальни Лорелей, путь ему преградил Аргус:
— Как она?
— Я намерен немедленно встретиться с герцогом.
— Сначала поговорите со мной, чтобы я мог правильно ухаживать. Я всю дорогу держал мисс Сандан на руках и хочу убедиться, что не нанес новых повреждений.
Доктор на миг задумался, словно сомневаясь, стоит ли терять время, но, видимо, решил удовлетворить ответом настойчивого собеседника.
— Человек, ее ранивший, не умел обращаться с холодным оружием, а потому нанес минимальный урон здоровью. Насколько можно судить, внутренние повреждения отсутствуют практически полностью. Необходим продолжительный покой. Рана затянется, и останется лишь небольшой шрам. Никакой тяжелой пищи, и побольше теплого питья. Следите за температурой. Впрочем, леди Олимпия сказала, что с лихорадкой справится без особого труда.
Закончив разговор, почтенный доктор спустился в холл и скрылся в библиотеке, а сэр Уэрлок поспешил в спальню. Его тревожило смутное сомнение: вдруг герцог прогонит его? Они ведь с Лорелей даже не были формально обручены. Разве позволительно постороннему человеку врываться в комнату юной леди на правах сиделки? Тем более что и в дом он явился по собственной воле, без приглашения.
И все же Аргус вошел в спальню, плотно закрыл за собой дверь и робко приблизился к постели. На огромной кровати Лорелей выглядела совсем маленькой и такой бледной, что лицо почти сливалось с белоснежной наволочкой. Доктор уложил ее на бок и устроил гнездо из подушек, чтобы она случайно не потревожила только что зашитую рану.
Аргус бережно провел ладонью по волосам возлюбленной.
— Она поправится, — успокоила Олимпия и поднялась с кресла.
— Откуда такая уверенность? — спросил сэр Уэрлок, занимая освободившееся место.
— Олуэн специально пришел, чтобы рассказать о видении. Думал, ты здесь. Предупредил, чтобы не отходили от постели, потому что поначалу болезнь будет протекать очень тяжело. Но выздоровление обязательно наступит. Я обещала тебе передать, и он побежал к герцогу.
— Лорд Санданмор очень волнуется, так что благая весть придется весьма кстати. Судя по всему, его Лолли пользуется особенно нежной привязанностью отца. Но не потому, что она — единственная дочь; есть и еще три.
— Мне довелось увидеть портрет второй супруги — той самой, с которой герцог познал семейное счастье. Девочка очень похожа на мать, особенно своими поразительными темно-рыжими волосами. Но, по-моему, сходство не ограничивается внешними чертами. Лорелей унаследовала характер герцогини и прекрасно ладит с многочисленным выводком мальчишек.
— Ты пытаешься меня о чем-то предупредить?
— Возможно. Мисс Сандан — всеобщая любимица, так что советую вести себя осторожнее. Ну, а теперь, пожалуй, пора немного отдохнуть.
Олимпия поцеловала брата в щеку, взяла книгу, которую читала, и вышла.
Как только дверь закрылась, Аргус предался размышлениям, Да, он действительно переступил все границы приличия, но действовал открыто, не прятался. Если бы герцог счел его поведение недостойным, то уже наверняка явился бы и вежливо, но настойчиво потребовал удалиться. Оставалось одно: надеяться, что ничего подобного не произойдет, поскольку вступать в горячую дискуссию с лордом Санданмором очень не хотелось. Да и оставлять пост возле постели Лорелей Аргус не собирался до победного конца.
Он наклонился и нежно провел пальцами по бледному лбу. Любимая перенесла испытания, способные ослабить ничуть не меньше, чем ранение. Да и долгий путь домой отнял немало сил. Все эти трудности несли угрозу воспаления и лихорадки, а ведь именно от лихорадки погибло множество людей! Да, родственники были правы, когда говорили, что из-за призрачного страха перед семейным проклятием он отказывался от истинного счастья.
Трудно признать собственную глупость, но он действительно вел себя как последний дурак. Упорно верил в невозможность удачного брака для каждого, кто носит фамилию Уэрлок или Вон. Да, его детство действительно не подходило под определение счастливого главным образом из-за разлада родителей. Но вместо того чтобы попытаться понять суть семейной драмы, он наивно принял ложные отношения за единственно возможный образец. И вот, наконец, настало время трезво проанализировать суть конфликта.
Первая и главная причина несчастья отца заключалась, несомненно, в характере матери. Избалованная, изнеженная, она не хотела думать ни о чем, кроме балов и нарядов, а от супруга требовала бесконечного восхищения и витиеватых комплиментов. Отец совершил непоправимую ошибку: доверчиво поддался внешнему, поверхностному обаянию и сделал ей предложение, даже не попытавшись выяснить, что представляет собой невеста, тем более что его собственная мать всю жизнь ненавидела «странные» способности того семейства, с которым связала судьбу. Наученному горьким опытом отцу следовало выяснить это опасное обстоятельство прежде, чем он надел на палец невесты обручальное кольцо.
Сам собой возник вопрос: а посещала ли кого-нибудь из предков идея заранее проверять отношение будущей жены или будущего мужа к талантам своей половины? Скорее всего, многие пытались скрыть дарованный Богом талант из страха получить отказ или остаться старой девой. Самое печальное, что трусливое поведение имело вполне объяснимое основание: разве случайно почти все рожденные вне брака дети становились сиротами? Мужчина скрывал от любовницы таинственные подробности, так как за долгие века преследования в семье выработался определенный стиль поведения. А когда рождался ребенок, особенности проявлялись со всей природной силой и пугали мать до такой степени, что она выбрасывала собственного младенца на улицу.
Вывод напрашивался сам собой: никакого проклятия Уэрлоков и Вонов в действительности не существовало; бесконечные проблемы возникали в результате ошибочного выбора, нежелания открыться близкому человеку и смешных попытках затеряться в толпе заурядных людей, притворившись одним из них. Но, несмотря на сложности, даже предыдущие поколения могли похвастаться несколькими удачными браками. Аргус не сомневался, что в этих случаях правда открывалась намного раньше, чем жених и невеста встречались у алтаря.
Идея семейного проклятия проникла в сознание прочно и надолго. Тем более странно, что сейчас, когда неожиданно появилось время для раздумья, удалось без особого труда ее развенчать. Но больше всего огорчало другое: он не дал себе труда доказать Лорелей, что видит в их отношениях не одну лишь поверхностную физическую связь. Придется при первой же возможности извиниться за досадную оплошность.