Ну так они ошиблись. Они только разожгли его любопытство. Теперь он во что бы то ни стало должен узнать, что за этим стоит. Но сначала следовало затаиться.

Послышался легкий шорох, осыпались камушки. Васили замер, посмотрел вверх. Нет, это змейка фидаки скользнула. Ее кто-то спугнул… Ага! Тень мелькнула на горной тропе, другая…

Козы шли на водопой, и Васили усмехнулся: а вот и добыча. Он прицелился, водя стволом вправо, влево… Эх, раньше он был стрелок из стрелков! А сейчас, с одним глазом, бывало, и мазал. Однако стрелять надо было наверняка, а то спугнешь шумом, козы порскнут в разные стороны — и все пропало. Вообще он управился бы и без ружья, будь под рукой пастушеский крюк. Этим крюком Васили владел с необычайной ловкостью и мог поймать добычу за ноги. Но крюка не было, а пока найдешь подходящую кривую ветку, стада и след простынет. И тут он увидел в просвете между ветвями молодого черного козла, который замер на камне над ним… Охотник спустил курок… Раздался выстрел, и через мгновение козел, пролетев мимо тропы, на которой замер Васили, рухнул в обрыв глубиной не менее сорока футов.

Собственно, это был давным-давно заброшенный и сплошь заросший карьер: в отрогах Гимета когда-то добывали мрамор, и таких карьеров осталось довольно много.

Другие козы унеслись с быстротой ветра. Делать было нечего: Васили, цепляясь за выступающие корни, начал спускаться, чтобы поднять добычу.

Крутые склоны поросли роскошной зеленью. Сверху наклонялись в овраг большие фиговые деревья, густые орешники и ветвистые розовые лавры. Виноградные лозы плотно обвили могучие стволы, раскинулись по сучьям и спустили с них свои фиолетовые гроздья, которые сейчас, в феврале, изрядно усохли и сморщились. Поверх всего густой сетью вился дионисий, как в Греции называют плющ, потому что считается, что его посадил сам бог Дионис. По более пологим откосам оврага рассыпались кусты роз и олеандров; в глубине лощины, между миртами и анемонами, пробирался ручей, выбегающий из-под нависшей скалы. Васили видел там своего козла.

И вдруг внизу, там, где из-под зелени пробивался ручей, возникли две мужские фигуры. Васили замер и повис над обрывом. Мужчины были одеты как горцы — в широких штанах, заправленных в чулки, в мягких башмаках, в безрукавках и овчинных шапках. В руках у них были ружья. И оба в остолбенении смотрели на лежавшего перед ними козла. В следующее мгновение они дружно задрали головы, но Васили, предугадав это движение, откачнулся под прикрытие повисшей плети плюща.

Он не знал, кто эти люди, откуда взялись, но их было двое, а он один, они стояли на твердой земле, а он цеплялся за стену карьера, они держали в руках ружья, а его висело за спиной, и предъявлять свои права на добычу было по меньшей мере неразумно.

Голоса глухо доносились до него снизу. Мужчины посмеивались и говорили, что не иначе святой Спиридон или кто-то еще из небесной братии столкнул козла с высоты. Итак, они не слышали выстрела Васили…

— Теперь на всех хватит, хотя жалко для паршивых англосов такого отменного мяса, — сказал один.

— Ничего, нам тоже достанется, — успокоил другой.

Охотники-воры подхватили тушу, ступая по камням, подошли к лиственной чешуе, покрывающей скалу, раздвинули зеленую завесу и скрылись за ней.

Васили полез вверх.

Козла, конечно, было жалко, однако у него не возникло и мысли заглянуть в пещеру. И так понятно — похитили каких-то англичан. Ну а ему какое дело? Васили с терпимостью относился ко всем промыслам, которые давали людям пропитание, в том числе и к этому. Он еще не забыл времена, когда именно этим способом отец его поддерживал жизнь семьи своей и своего покойного брата в Беотии. Разумеется, жертвами становились только богатые люди, те, которым было чем за себя заплатить, или имеющие богатых родственников. Видимо, эти тоже не нищие. Англичане не бывают нищими, это всем известно. Вряд ли продали последнее, когда решили отправиться за тридевять земель смотреть развалины. Да, от прошлого остались одни развалины — и во многом благодаря этим англичанам, этим французам и германцам, которые тащили с древней эллинской земли все, что изначально принадлежало ей. Теперь греческих мраморных статуй больше в музеях Европы, чем в самой Греции.

Словом, Васили не собирался вмешиваться в чужие дела. Он постоял на краю обрыва, глядя на дымок, поднимающийся снизу тонкой струйкой. Итак, мясо начали варить. Надо думать, похитители получат-таки свой выкуп, ведь они очень заботятся о пленных.

Затем Васили побродил по горам еще немного, подстрелил другого козла, вернулся в пещеру. Освежевал тушу, поджарил мясо, поел и задремал.

Ему снился день Водосвятия. Снилось, что Адони гребет изо всех сил, чтобы успеть к тому моменту, когда крест будет погружен в воду, но Васили чувствует, что опоздает. Крест опущен! Со всех сторон кинулись ныряльщики — бросился в воду и Васили, рассчитывая, что под водой, косо уходя на глубину, сумеет быстрее преодолеть расстояние. Но что это? Он оказался не под водой, а в том же овраге, где уже был сегодня! И он не плывет, а медленно-медленно спускается по почти отвесной стене, цепляясь за плети плюща и дикого винограда. А крест внизу, вон он, лежит на плоском камне. Васили спешит, опасаясь, что те два человека, похитители англичан, выйдут, увидят крест и заберут его. Но никто не выходит. Вот уже и дно оврага. Васили протягивает руку, чтобы схватить крест… И вдруг обнаруживает, что это могильный крест, который лежит на небольшом холмике. Васили всматривается в выжженные на перекладине буквы… βασίλισσα Ολγα, написано там, василисса Олга.

Королева Ольга?!

* * *

На другой день увели Брикстера, пообещав Кроуну, что он будет следующим. Женщины, жена Кроуна и миссис Брикстер, которая теперь стала вдовой, рыдали в углу пещеры, проклиная тот день, когда они встретили в Стамбуле Ольгу.

Ей было невыносимо слышать это, но еще ужаснее стало, когда вдруг начала рыдать Эдит.

Она сидела, обхватив руками колени и стискивая пальцы так сильно, что иногда стонала от боли. Но она не могла понять, откуда эта боль. Она тяжело дышала, дико водила глазами по сторонам, и Ольге даже утешать Эдит было страшно.

— Я не могу больше оставаться здесь, — закричала Эдит. — Я хочу на волю! Мне нужен хотя бы глоток свежего воздуха!

— Дайте ей выйти на минуточку, — взмолилась Ольга, повернувшись к охранникам. — Ей плохо, вы видите?

Охранники смотрели на метания Эдит равнодушно, а Ольгу они будто и не слышали. Гувернантка вдруг вскочила и бросилась к выходу из пещеры — ее перехватили и грубо отшвырнули в сторону.

— Выпустите меня, — истошно кричала Эдит. — Выпустите!

Ольга смотрела на нее с болью, понимая, что Эдит только изнуряет себя. Она со страхом думала, что истерика может передаться англичанкам, которые беспрестанно рыдали.

Так и случилось!

— Хватит врать, — вскричала миссис Брикстер. — Мой бедный муж не зря говорил о спектакле!