— Замолчите, — прохрипела Эдит, придя в себя.

Охранники не понимали ни слова по-английски, их даже развлекала перебранка женщин.

— Вы здесь по доброй воле, — крикнула миссис Брикстер, — так что не жалуйтесь!

— Что вы говорите? — не выдержала Ольга. — Горе помутило ваш разум. Мою гувернантку привезли из Афин в одной телеге с вами.

— Нет! Она приехала верхом, сидя позади того человека, который был здесь вчера, который говорил с вами, позади главаря этих разбойников! Когда нас вытаскивали из телеги, я видела, что он спустил ее с седла и усадил на осла. Нам всем связали руки, а она ехала свободно. Я сразу поняла, что здесь что-то не так, но мой бедный Дональд велел помалкивать, чтобы не накликать беду. А теперь его нет, и мне все равно, что будет! Она врет! Не верите — посмотрите на ее волосы и на мои!

— Я не понимаю, — растерялась Ольга.

— Нас везли в телеге с сеном, и сено до сих пор в моих волосах и в волосах Джулии и Фреда. — Миссис Брикстер кивнула в сторону супругов Кроун. — Мы не можем его вычесать, потому что у нас нет гребней! И у вас тоже нет гребня, но взгляните на голову вашей гувернантки! Она так же гладко причесана, как и раньше. Как в тот день, когда подстерегла нас около отеля, где мы сняли номера, и напомнила о встрече, о которой мы условились в Стамбуле. Она заставила нас дать слово, что мы обязательно придем!

— Но ведь мы действительно условились в Стамбуле об этой встрече…

— А разве вы не забыли об этом? Наверняка забыли — так же, как и мы! И кто вам об этом напомнил?

— Эдит. Но это ничего не значит. Она мне всегда напоминает, когда я о чем-то забываю. Моя гувернантка не могла предать меня! Ведь правда, Эдит? — В глазах Ольги была мольба, однако Эдит смотрела в сторону.

— Это ваша гувернантка, и все же она смогла предать вас, — раздался женский голос, заставивший Эдит застонать.

Ольга увидела высокую стройную женщину в мужской одежде. Она уже видела ее прежде. На сей раз на ней не было мягкой шляпы, и распущенные волосы не оставляли сомнения, что это женщина. Даже в неверном свете факелов было видно, что она красива яркой, вызывающей красотой, в которой чудилось что-то порочное.

— Откуда вы знаете? — Голос Ольги дрогнул.

— Оттуда, что я сама предложила ей сделать это. Меня зовут Элени Лебрен. Вам что-нибудь говорит это имя? — В устремленных на Ольгу глазах мелькнула не то жалость, не то презрение. — Я очень хорошо знаю положение дел при дворе вашего отца. И я знаю, что ваша гувернантка была влюблена в него, как говорят греки, молис и гата, как кошка. Он ее даже не замечал, но она сохла по нему. Она хотела во что бы то ни стало остаться в России, а когда это не удалось, хотела вернуться в Россию любой ценой… Даже ценой предательства. Знаете, о чем она думала все это время? Что король придет за вами, будет убит, а вам, его вдове, ничего не останется, как вернуться домой. И она снова окажется рядом с великим князем, предметом ее пылкого обожания.

Несколько мгновений Ольга в ужасе смотрела на прекрасное лицо Элени, которая явно наслаждалась содеянным злом, а потом повернулась к Эдит:

— Ну скажи, что это неправда…

Однако Эдит отвернулась, закрыв лицо руками… Итак, это правда!

— Я хочу сделать вам небольшой сюрприз, господа… — Элени повернулась к англичанам. — Вы и в самом деле пострадали незаслуженно, вас предала ваша соотечественница, а потому я решила дать вам небольшую передышку.

Она махнула рукой, и двое мужчин втащили в пещеру Брикстера.

— Дональд! — Жена как безумная бросилась к нему. Кроуны тоже подбежали, смеясь и плача.

— Однако наше новое письмо должно быть доставлено, — проговорила неумолимая как смерть Элени. — Его передаст мисс Дженкинс. Уж этому почтальону король не сможет не поверить!

И не успела Ольга ахнуть, как Эдит, онемевшую и даже не сопротивлявшуюся, выволокли из пещеры. Вслед за ней исчезла и Элени.

* * *

Васили проснулся, выбрался из пещеры и встал, глядя в небо, наполовину затянутое тучами.

Тишина, только ухает иногда атэнэ, сова. Спят Афины в лощине между Эгалео, Парнитой, Пендели и Гиметом. Где-то там спит королева Ольга, королева его души и сердца…

Какой странный сон! Он верил снам и теперь чувствовал: произошло что-то страшное.

Васили вернулся в пещеру, взял ружье и вышел. Было так темно, что при каждом шаге можно было сорваться с тропы и угодить в колючие заросли, а то и скатиться со скалы. Но он шел не останавливаясь и, едва рассвело, осторожно постучал в окно кафенеса, принадлежащего Акинитосу.

Тот вышел, опасливо оглядываясь:

— Васили?! Куда ты пропал? Почему не приходил? Мы с ума сходим от беспокойства!

— Как я мог прийти? Тебе пригрозили смертью, твоей семье пригрозили… Я не мог.

— Заходи! Если тебя увидят… Я не хочу бросать землю в твою могилу!

— Нет, я не зайду. Мало ли кто сболтнет, что я был в твоем доме. Хотя, надеюсь, все еще спят, давай поговорим вон там. — Васили махнул рукой в сторону чахлой рощицы, около которой ютилась придорожная часовенка. Всем было известно, что Аникитос построил ее в память о своем отце и блюдет ее сам весьма истово, поэтому никто не удивился бы, увидев его около этой часовни, пусть даже ни свет ни заря.

Аникитос не заставил себя ждать. Надев шаровары и накинув безрукавку, он появился с заплечным мешком, в котором лежали хлеб, связка лагалии — постных бубликов, кусок козьего сыра, вяленая скумбрия и фляга с цикудьей — домашней водкой. Мешок он подал Васили.

— Спасибо, брат, — улыбнулся тот. — А теперь скажи, что слышно в Афинах?

— Ты пришел, чтобы узнать, что происходит в Афинах?!

— Да. А что? Почему ты так удивлен?

— На твою жизнь покушались, на тебя, наверное, идет охота, ты должен скрываться в горах, а ты идешь среди бела дня на самую оживленную дорогу страны и спрашиваешь, как дела в Афинах! Почему было не прийти на базарную площадь и не послушать, о чем говорят там? — возмутился Аникитос.

— Сегодня не базарный день. Что-то случилось, Аникитос? Я же чувствую!

— Я ничего толком не знаю. Много чего болтают, всякую чушь. Король спешно прибыл с Афона, отменил поездку в Коринф. Вчера по всем дорогам рыскали войска и полиция, Колокотронис был здесь со своими эвзонами. Потом вдруг всех как ветром сдуло. По слухам, войска были срочно, гонцами, отозваны в Афины и разошлись по казармам. То же и с полицией.

— А что насчет англичан? — небрежно спросил Васили.

— Так ты знаешь?! — изумленно уставился на него Аникитос. — Знаешь, но спрашиваешь?!

— Я ничего не знаю, кроме того, что каких-то англичан похитили. Их держат в центре Гимета. Я знаю, где. Но я не собираюсь идти в окружную полицию и сообщать об этом Панайотису Сомакису. И с Геннайосом Колокотронисом, даже если мы и росли вместе, я тоже не буду об этом говорить. Но я не слишком верю, чтобы ради нескольких английских бродяг вся армия и полиция были подняты на ноги, а король отложил поездку в Коринф. Что-то еще случилось?