Раскатистый баритон прокурора в очередной раз возымел свое действие, и лица всех людей, присутствовавших в зале суда, как по команде повернулись к подсудимому. Сидевший рядом с Заком адвокат, не разжимая губ, прошипел:
— Черт бы тебя побрал, Зак! Тебе что, трудно посмотреть на присяжных?
Зак поднял голову и послушно посмотрел в направлении двенадцати человек, которые вскоре должны решить его судьбу, хотя было совершенно ясно: что бы он ни делал, мнения присяжных ему уже не изменить. Даже если бы Рейчел вдруг ожила и лично явилась в суд, чтобы обвинить его, она вряд ли была бы более убедительной, чем все те «свидетельства», которые он сам создал против себя.
— Взгляните на него, — с пафосом продолжал Алтон Петерсон, — и вы увидите, кто сидит перед вами. Перед вами сидит человек, виновный в убийстве первой степени! И если вы хотите, чтобы восторжествовала справедливость, то вы вынесете именно такой вердикт!
На следующее утро присяжные удалились на совещание, а Зак, которого отпустили под залог в один миллион долларов, вернулся в свой номер в «Кресчент отеле». В его мозгу поочередно мелькали две безумные идеи, которые, правда, взаимоисключали друг друга. С одной стороны, он хотел бежать в Южную Америку, а с другой — убить Тони Остина. Тони казался ему наиболее вероятным подозреваемым, хотя ни адвокаты Зака, ни многочисленные частные детективы, которых они нанимали, не смогли раскопать ничего такого, что свидетельствовало бы против него. Кроме, разве что, дорогостоящей потребности в наркотиках, которую ему было бы значительно легче удовлетворить, если бы Рейчел осталась жива и вышла за него замуж после развода с Заком. Более того, если бы Зак в последнюю минуту не изменил сценарии, тогда погиб бы Тони, а не Рейчел. Зак пытался вспомнить, говорил ли он когда-нибудь в присутствии Тони о том, что ему не нравится концовка и он думает изменить ее. У него была привычка думать вслух, поэтому вполне возможно, что он громогласно рассуждал об изменениях сценария, а потом просто забыл об этом. Кроме того, он точно помнил, что делал по этому поводу письменные пометки, которые мог видеть кто угодно. Но свидетели все как один утверждали, что ничего не видели, не слышали и не знали.
Зак метался по номеру, как тигр в клетке, проклиная судьбу, Рейчел и самого себя. Снова и снова он прокручивал в уме заключительную речь своего адвоката, пытаясь убедить самого себя, что Артуру Хэндлеру все же удалось поколебать уверенность присяжных в его виновности. Хэндлер избрал единственно возможную в сложившейся ситуации линию защиты, попытался убедить присяжных, что Зак должен был бы быть полным идиотом, чтобы совершить такое очевидное, шитое белыми нитками преступление и надеяться выйти сухим из воды, зная, что абсолютно все факты свидетельствуют против него. Когда в ходе суда выяснился тот факт, что у Зака была обширная коллекция оружия, Хэндлер сознательно заострил на этом внимание, стараясь доказать, что, имея богатый опыт обращения с различными видами огнестрельного оружия, Зак сумел бы заменить патроны и вытереть пистолет так, чтобы не оставить при этом случайных отпечатков пальцев.
В мозгу упрямо вертелась мысль о побеге в Южную Америку, но это была дурацкая мысль, и Зак это знал. Во-первых, если он сбежит, то присяжные решат, что он виновен, даже если до этого соберутся оправдать его. А во-вторых, он был личностью довольно известной, а уж после той шумихи, которую подняли газеты вокруг этого суда, его обнаружат за считанные минуты. Куда бы он ни отправился. Ему оставалось утешать себя только тем, что Тони Остин никогда больше не будет сниматься в кино. Тот алкоголик, наркоман и извращенец, представший перед изумленной публикой на суде, будет попросту никому не нужен.
На следующее утро мучительное напряжение, в котором Зак пребывал все эти дни, достигло критической точки. Неизвестность сводила его с ума, и раздавшийся стук в дверь полоснул по нервам. Зак рывком распахнул дверь и увидел на пороге своего единственного друга. Человека, которому безоговорочно доверял.
Зак не хотел, чтобы Мэтт Фаррел присутствовал на суде. Отчасти потому, что стеснялся своего унижения, но в основном потому, что не желал, чтобы дружба с ним повредила репутации знаменитого финансиста. До вчерашнего дня Мэтт был в Европе, где вел переговоры по поводу покупки новой компании, и Заку было несложно, разговаривая с ним по телефону, поддерживать видимость оптимизма. Но сейчас достаточно одного взгляда на мрачное лицо друга, чтобы понять, что Мэтт уже знает жуткую правду и, судя по всему, именно из-за этого прилетел в Даллас.
— Только не нужно так радоваться моему приезду, — сухо сказал он, входя в номер.
— Я же говорил тебе, что нет никакой необходимости приезжать сюда, — не менее сухо заметил Зак, закрывая дверь. — Присяжные как раз сейчас принимают решение. Так что скоро все мои мучения закончатся.
— В таком случае, — ответил Мэтт, ничуть не смущенный столь очевидным отсутствием энтузиазма по поводу своего приезда, — мы можем пока скоротать несколько часов за игрой в покер. О'Хара присоединится к нам, как только поставит машину и закажет номера. — С этими словами Мэтт снял пальто и, взглянув на измученное, осунувшееся лицо Зака, потянулся за телефонной трубкой.
— Ты чудовищно выглядишь, — констатировал он и заказал обильный завтрак на троих.
— Сегодня у меня удачный день, — говорил О'Хара шесть часов спустя, сгребая со стола свой выигрыш. Шофер и телохранитель Фаррела, мужчина огромного роста с помятыми чертами лица, которые выдавали в нем бывшего боксера-профессионала, тоже очень беспокоился за будущее Зака и, пытался скрыть это за напускной веселостью и притворным оптимизмом, которые никого не обманывали, но тем не менее делали общую атмосферу менее невыносимой.
— Напомни мне, чтобы я не забыл урезать тебе зарплату, — скривился Мэтт, глядя на все увеличивающуюся кучку монет у локтя О'Хары. — Если ты можешь играть в покер по таким ставкам, то она явно высоковата.
— Ты говоришь это каждый раз, когда я обыгрываю тебя или Зака, — жизнерадостно парировал шофер, тасуя колоду, — как в самые добрые дни в Кармеле, когда мы играли почти каждый день. Только там мы обычно занимались этим не по утрам.
И судьба Зака не висела на волоске…
Эта никем не высказанная мысль тем не менее ощутимо повисла в воздухе и вызвала неловкое молчание, которое, правда, почти тотчас же нарушил телефонный звонок.
Зак поднял трубку, молча выслушал сообщение и встал.
— Присяжные приняли решение. Мне нужно ехать.
— Я поеду с тобой, — сказал Мэтт.
О'Хара тотчас же встал и достал из кармана ключи.
— Машина будет через пару минут, — сообщил он.
— Не стоит беспокоиться, — голос Зака звучал напряженно. Чувствовалось, что он из последних сил борется с охватившим его паническим страхом, — меня подвезут мои адвокаты.