Подойдя поближе, она заметила знакомые лица. Известная певица — звезда мюзиклов — стояла рядом с Мэттом и что-то оживленно доказывала, а он равнодушно взирал на ее ослепительно красивое лицо. Мередит была всего в нескольких футах от возвышения, когда Стентон Эйвери, стоявший по другую сторону, неожиданно оглянулся и увидел ее. Он что-то поспешно сообщил Мэтту — без сомнения, предупредил о ее приходе, потому что тот резко повернулся и пристально уставился на нее, не донеся стакан до губ. Глаза словно осколки льда… а выражение лица такое угрожающее, что Мередит пришлось вынудить себя подойти к нему.
Словно по молчаливому уговору, а возможно, просто из вежливости люди, бывшие на возвышении, разошлись, оставив их одних. Мередит ждала, пока он скажет или сделает что-нибудь. Но Мэтт лишь слегка наклонил голову и произнес только одно слово, холодно и сухо:
— Мередит;
Всего неделю назад он советовал ей довериться своим инстинктам, и Мередит попыталась последовать этому совету.
— Привет, — тихо выдавила она, глазами умоляя о помощи, но Мэтт, кажется, не собирался и пальцем пошевелить.
— Ты, вероятно, удивляешься моему появлению.
— Не особенно.
Сердце снова сжалось болью, но интуиция подсказывала, что она ему совсем не безразлична. Мередит слегка улыбнулась, умирая от желания броситься в его объятия, но не зная, как это сделать.
— Я пришла, чтобы рассказать тебе о том, как провела день.
Голос ее дрожал от волнения, и она понимала, что Мэтт слышит это, но он по-прежнему не сказал ни слова ободрения. Собравшись с мужеством, Мередит набрала в грудь побольше воздуха и бросилась вперед, очертя голову. , — После обеда меня вызвали на срочное заседание совета директоров. Они были крайне расстроены. Нет, скорее разъярены. Обвинили меня в конфликте интересов там, где дело касается тебя.
— Как глупо с их стороны! — бросил он с едким презрением. — Неужели ты не объяснила им, что твое сердце принадлежит «Бенкрофт энд компания?
— Не совсем, — покачала она головой, стараясь сдержать непрошеную улыбку. — Кроме того, они потребовали от меня подписать некоторые свидетельства и официальные жалобы на то, что именно ты виновен в смерти Шпигальски, использовал отношения со мной, чтобы получить контроль над компанией, для чего, помимо всего прочего, еще и организовал шумиху с бомбами.
— И это все? — саркастически осведомился он.
— Не совсем, — повторила она, — только самая суть.
Она изучала его лицо, пытаясь обнаружить признаки былого тепла, какого-то знака, что он все еще питает к ней прежние чувства. Но ничего не находила, и краем глаза заметила только, что все собравшиеся не сводят с них глаз.
— Я… я сказала директорам…
Она замолчала, не в силах говорить, голос пропал от напряжения и страха, что она ему больше не нужна.
— Что ты сказала им? — бесстрастно поинтересовался он, и Мередит ухватилась за этот крохотный намек на ободрение как утопающий за соломинку.
— Я сказала им, — объявила она, гордо подняв подбородок, — то, что ты посоветовал сказать когда-то. Выражение его лица не изменилось.
— Ты велела им идти к такой-то матери?
— Нет, немного не так, — покаянно призналась она. — Я послала их ко всем чертям.
Мэтт ничего не ответил, и сердце Мередит упало, но тут она внезапно увидела это — промелькнувшую веселую искорку в этих прекрасных серых глазах, легкую тень улыбки в уголках чуть покривившихся губ.
— А потом, — уже смелее продолжала она, чувствуя, как надежда разгорается в душе, словно солнечный восход, — потом позвонил твой поверенный и сообщил, что если я не подам на развод в течение шести дней, он сделает это от своего имени на седьмой. И я сказала ему…
Она снова осеклась, и Мэтт с еще незнакомым теплым юмором в голосе услужливо подсказал:
— Ты велела ему идти ко всем чертям?
— Нет, послала к такой-то матери!
— Неужели?
— Честное слово!
Мэтт, глядя Мередит прямо в глаза, подождал, не скажет ли она еще что-нибудь.
— И? — мягко подтолкнул он.
— И я подумываю о том, чтобы отправиться в путешествие. Теперь… теперь у меня будет много свободного времени.
— Взяла отпуск?
— Нет, подала в отставку.
— Понимаю, — кивнул он, и следующие слова стали почти ощутимой лаской. — И куда бы ты хотела отправиться, Мередит?
— Если ты еще не передумал взять меня туда, — пробормотала она, пытаясь проглотить сжимающий горло ком, — я хотела бы увидеть рай.
Мэтт не шевельнулся, не ответил ни слова, и на какой-то ужасающий момент Мередит показалось, что она ошиблась и ей только почудилось, что он по-прежнему любит ее.
Но тут она внезапно осознала, что Мэтт протягивает ей руку.
Слезы радости и облегчения брызнули из глаз, и она вложила пальцы в его ладонь, ощущая надежность и тепло, и тут Мэтт резко рванул ее к себе, и Мередит оказалась в его стальных объятиях.
Закрывая Мередит от взглядов собравшихся широкими плечами, Мэтт чуть приподнял ее лицо.
— Я люблю тебя! — почти яростно прошептал он за мгновение до того, как прижался к ее губам в жгучем поцелуе. Где-то послышался взрыв вспышки — это пронырливый фотограф успел сделать первый снимок. Его примеру последовали другие. Кто-то зааплодировал, беспорядочные хлопки перешли в бурную овацию, прерываемую смехом, но поцелуй все продолжался.
Мередит ничего не замечала. Она тоже целовала Мэтта, растворяясь в этих поцелуях, совершенно безразличная ко всему окружающему — приветствиям, аплодисментам, смеху, ярким вспышкам камер. Она уже была на полпути в рай.
Мередит, еще с закрытыми глазами и улыбкой на губах, медленно приходила в себя в постели Мэтта, позволяя прекрасным воспоминаниям омывать душу живительной волной. Вчера они вместе принимали гостей, выдерживая добродушные крепкие шутки по поводу столь затянувшегося поцелуя и внезапного примирения, и ей понравилась роль хозяйки его дома. А потом, в постели, ей еще больше понравилась роль жены.
Доверие и искренность, сонно подумала она, должно быть, основа любви, поскольку то, что происходило последней бурной ночью, превзошло все испытанное ими раньше, сделав их счастливыми и совершенно обессиленными.