— Сто пятьдесят тысяч в год, через месяц после того, как займешь мой кабинет.
— Сто семьдесят пять тысяч, и немедленно, — упрямо возразила она.
— Согласен, — рассерженно бросил отец, — но с тем, что ты станешь получать прежнее жалованье, когда я вернусь.
— Договорились.
— И, — добавил отец, — ты не должна проводить, повторяю, не должна, никаких изменений в политике руководства, не посоветовавшись сначала со мной.
— Договорились, — повторила Мередит.
— Значит, все улажено.
— Не совсем… мне от тебя нужно еще кое-что. Я полностью намереваюсь посвятить себя работе, но нужно позаботиться и о личных делах.
— Каких именно?
— Замужестве и разводе. Я не могу получить одно без другого.
И, видя, что отец продолжает напряженно молчать, Мередит шагнула вперед:
— Думаю, Мэтт согласится на развод, когда я принесу ему оливковую ветвь — одобрение комиссии по районированию и гарантию, что ты не будешь больше вмешиваться в его личную жизнь. Я почти уверена, что так оно и будет.
Отец с мрачной улыбкой уставился на дочь:
— Ты действительно так думаешь?
— Да, но ты, очевидно, нет. Почему?
— Почему? — удивленно повторил Филип. — Я скажу тебе. Ты считаешь, что он напоминает тебе меня, а я ни за что не пошел бы на такую жалкую приманку. Ни за что. И не сейчас. И вообще никогда. Я бы заставил его пожалеть о том дне, когда он решился встать мне поперек дороги, а уж потом выставил бы свои условия, которыми он подавился бы!
Ледяной озноб предчувствия прошел по спине Мередит.
— Тем не менее, — настаивала она, — прежде чем я сделаю хотя бы шаг, ты должен дать слово, что он получит одобрение Саутвилльской комиссии, как только подаст заявление вторично.
Филип, поколебавшись, кивнул:
— Я прослежу за этим.
— И поклянешься к тому же не вмешиваться ни во что, если он согласится на быстрый развод и без огласки?
— Даю слово. Паркер, — сказал он, наклоняясь, чтобы взять шляпу, — желаю счастливого путешествия.
После его ухода Мередит взглянула на весело улыбавшегося Паркера и мягко сказала:
— Отец не способен признать свои ошибки или извиниться, но судя по тому, что он сказал, это его способ мириться. Ты не согласен?
— Возможно, — без особой убежденности кивнул Паркер.
Но Мередит, ничего не замечая, стиснула его в объятиях с неожиданным, неудержимым, бьющим через край восторгом.
— Я смогу справиться со всем — с новой работой, разводом и подготовкой к свадьбе! — весело пообещала она. — Вот увидишь!
— Знаю, — кивнул Паркер, улыбаясь, и, обняв ее, привлек к себе.
Сидя у стола и положив ноги на сиденье стула, Лайза решила, что опера Пуччини не просто скучна, а поистине невыносима, но в этот момент, случайно подняв глаза, увидела стоявшую на пороге Мередит.
— Паркер и твой папаша ушли? — осведомилась она, выключая радио. — Господи, ну и вечер!
— Потрясающий, чудесный, волшебный вечер! — объявила Мередит с ослепительной улыбкой.
— Тебе кто-нибудь говорил, что такие смены настроения опасны? — удивленно подняла брови Лайза. Всего несколько минут назад в гостиной явно шел разговор на повышенных тонах.
— Прошу обращаться ко мне уважительно и с почтением!
— И какого же обращения ты ждешь? — поинтересовалась Лайза, изучая лицо Мередит.
— Как насчет «мадам президент»?
— Да ты шутить! — с восторгом вскричала Лайза.
— Только насчет обращения. Давай откроем бутылку шампанского! Нужно отпраздновать!
— Шампанское так шампанское, — согласилась Лайза, обнимая подругу. — А потом можешь рассказать обо всем, что случилось с тобой и Фаррелом вчера.
— Это было ужасно! — жизнерадостно провозгласила Мередит, вынимая из холодильника бутылку шампанского и сдирая фольгу.
Со следующей недели Мередит с головой погрузилась в новые обязанности: принимала решения, осмотрительные, но сделавшие бы честь опытному руководителю, встречалась с администраторами, прислушивалась к их мнению, предлагала свои идеи и уже через несколько дней сумела заслужить доверие и воскресить угасающий энтузиазм служащих. Одновременно она умудрялась выполнять большую часть своих обязанностей вице-президента, и в этом ей неизменно помогала Филлис: ее постоянная преданность, готовность всегда остаться после работы вместе с Мередит намного облегчали тяжелую ношу, которую та взвалила на свои плечи.
Однако уже через несколько дней Мередит научилась сдерживать темпы, работать равномерно, и первоначальная усталость уступила место эйфории. Она даже ухитрилась посвятить немного времени подготовке к свадьбе: заказала приглашения в канцелярском отделе «Бенкрофт», и, узнав, что в секции для новобрачных получены новые модели одежды, отправилась туда, чтобы посмотреть. Одна из моделей — роскошное шелковое бледно-голубое платье, вышитое жемчугом, с глубоким треугольным вырезом на спине — оказалась именно такой, какую она все время искала и до сих пор не могла найти.
— Превосходно! — воскликнула Мередит, прижимая к себе рисунок, пока продавщицы в салоне, захваченные ее безыскусным восторгом, добродушно и приветливо улыбались. — С рисунком в одной руке и образцом свадебного приглашения — в другой она уселась за резной стол, принадлежавший ее отцу и деду. Цифры продаж в универмаге были рекордно высоки, она прекрасно справлялась с любой, самой сложной проблемой, возникавшей в фирме, и, кроме того, выходила замуж за лучшего мужчину на земле, которого любила с самого детства.
Откинувшись во вращающемся кресле, Мередит улыбнулась портрету Бенкрофта, основателя компании, висевшему в широкой вычурной раме на противоположной стене, и, охваченная внезапным Приступом сентиментального счастья, поглядела на бородатого человека искрящимися голубыми глазами.
— Ну что ты думаешь обо мне, дедушка? — с любовью прошептала она. — Я все правильно делаю?
Неделя шла к концу, и Мередит была по-прежнему поглощена работой. Успех сопутствовал ей во всех делах, кроме одного: отец отправился в круиз, но перед этим сдержал свое обещание и уладил дела с комиссией по районированию, но Мередит никак не могла связаться с Мэттом, чтобы сообщить ему обо всем.