Он быстро пришел в себя и, сев на стул, стоявший рядом с плитой, закинул ногу на ногу. Джун заметила, что Гордон был босой. Красивые ступни, подумала она и тут же прикусила губу от смущения. Он склонил голову набок.
— Ваше рандеву с Россом закончилось так быстро?
Джун подошла к плите и попросила:
— Подвиньтесь, я посмотрю, что вы тут натворили.
Он неохотно посторонился. От его волос исходил возбуждающий запах, которого не мог перебить даже запах подгоревшей яичницы.
— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил он.
— Ответ известен вам так же хорошо, как и то, что я никогда не соглашусь сниматься в вашем каталоге.
— Но ты сказала…
— Своим самоуверенным видом вы так назойливо давали понять, что знаете обо мне все, — прервала она его, — что мне захотелось посеять в вас сомнения.
Он ничего не ответил. Джун попыталась отскрести яичницу от сковороды, но, возмущенная его долгим молчанием и отсутствием каких-либо эмоций, бросила это занятие и спросила:
— Вы предпочитаете яичницу в таком виде или мы поджарим новую?
— Мы? — переспросил Гордон.
Она взглянула на него. Хотя он не улыбался, но и раздражения на его лице уже не было.
— Я сегодня осталась без обеда и очень хочу есть.
— А кто в этом виноват? — Уголки его губ наконец медленно поползли вверх.
Не ответив на его вопрос, Джун протянула ему сковородку.
— Поставьте это в раковину. А я приготовлю новую яичницу.
— Яиц больше нет, — сокрушенно сказал Гордон и показал на пустую коробку.
— Но в холодильнике, наверное, можно найти что-нибудь съедобное?
— Разве что отбивные.
— Великолепно! Приготовим сандвичи! — воскликнула Джун, направляясь к огромному холодильнику. — Поищите-ка хлеб!
— Оказывается, после полуночи у тебя прорезается командный голос!
Открыв холодильник, она повернулась к Гордону и, задрав подбородок, заметила:
— А вы бездарный повар в любое время суток. Кстати, за кого вы меня приняли, когда я вошла сюда?
Он скрестил руки на груди и прислонился к кухонному шкафу.
— Я решил, что это кто-то из слуг. Они терпеть не могут, когда я пытаюсь сделать что-нибудь сам.
Джун усмехнулась.
— Это, должно быть, очень раздражает вас, — заметила она, вынимая продукты из холодильника. Когда она повернулась, Гордон уже стоял рядом с ней. Он взял мясо и соус из ее рук, прежде чем она успела опомниться. — Вы задались целью напугать меня до смерти?
— Извини. Но деревянные полы словно созданы для того, чтобы бесшумно передвигаться босиком.
— А вот и нет! Босые ступни обычно громко шлепают по деревянному полу, — возразила Джун.
Он удивленно взглянул на нее.
— Откуда ты знаешь?
Она улыбнулась, удивляясь себе. Наверное, ей так легко с ним потому, что сейчас над ними нет луны. Или потому, что Гордон Ньюэлл не целует ее.
— Так, значит, ваши слуги не любят, когда вы сами жарите себе яичницу? Особенно если она горит?
— Она не всегда горит! Я просто… — он нахмурился, и его взгляд виновато скользнул в сторону, — задумался.
— Вот видите, иногда размышления до добра не доводят, — заключила Джун, открывая упаковку с хлебом и передавая его Гордону.
— Мне нравится твой наряд, — неожиданно заметил он.
Этот комплимент смутил ее, возможно потому, что он сейчас стоял слишком близко к ней, или потому, что в его глазах появился странный блеск. Джун поспешила сменить тему разговора.
— Похоже, вы стали жертвой собственного успеха.
Он насторожился и внимательно взглянул на нее.
— Что ты имеешь в виду?
Она резала хлеб, и это избавляло ее от необходимости смотреть на него.
— Вы даже не можете приготовить себе ужин без того, чтобы кто-нибудь не помешал вам.
Джун бросила взгляд на его руки. Они остановились, перестав делать сандвичи.
— В жизни нет ничего совершенного, мисс Мортон. — Он произнес это так, словно его челюсти смерзлись.
— О Господи! — Она положила нож на стол. — Скажите, мистер Ньюэлл, а что для вас означает совершенство?
Он посмотрел вдаль отсутствующим взглядом и произнес:
— Еще больший успех, я думаю.
— Больший! — Она была возмущена. — Разве вам недостаточно того, что вы имеете?
Гордон взглянул на нее. Его глаза были похожи на две льдинки.
— Не существует такого понятия, как «достаточно».
У Джун перехватило дыхание.
— Как вы можете…
Он улыбнулся, но улыбка была невеселой.
— Мой любимый старый родитель учил меня: «Человек — мертвец, если считает, что всего достиг в этом мире». — Он не глядя намазывал горчицу на хлеб. — Отец не был счастливым человеком. Ему так и не удалось полностью реализовать себя. И у него вечно не хватало времени для меня, до тех пор пока я не взял в свои руки его маленький каталог и не сделал его сверхприбыльным.
Джун удивило то, что у нее и Ньюэлла было похожее детство: обожаемый отец и страстное желание заслужить его одобрение. Почувствовав внезапный прилив нежности к Гордону, она спросила:
— А где ваш отец?
— Он умер четыре года назад. Но умер богатым.
Джун принялась нарезать тоненькими кусочками мясо.
— А он умер счастливым?
Гордон горько усмехнулся.
— Счастливее, чем тогда, когда был бедным.
— И он любил вас больше, после того как вы сделали его богатым?
Его глаза метнули молнии.
— Он понял, что я не пропаду в этом мире.
Сердце Джун наполнилось состраданием. Сколько раз ее собственный отец доказывал своими поступками, что любит Фэй больше, чем ее! Как много усилий прикладывала она для того, чтобы заслужить его одобрение! И только когда Фэй, бросив отца, сбежала в Нью-Йорк, чтобы стать художницей, он начал понимать, что Джун заслуживает большего. Она стала учителем, чтобы порадовать его, но и этого было недостаточно: он все равно до самой смерти тосковал по Фэй.
Джун захотелось взять Гордона за руку и утешить его, словно маленького обиженного мальчика. Но они уже не были детьми. Стараясь справиться со своим порывом, она принялась укладывать мясо на хлеб.
— А ваша мать? — спросила Джун.
— Она умерла, когда мне было три года. Я не помню ее.
Руки Джун замерли. Оказывается, у Гордона была еще более несносная жизнь, чем у нее. Она, по крайней мере, ощущала материнскую любовь и поддержку на протяжении пятнадцати лет.