Под ними расстилалась улица, чуть дальше на заднем плане чернели как нарисованные углем деревья Миноритенплатц. День был сумрачный, холодный и сухой. Легкий ветерок покачивал ветки деревьев и гнал по улице обрывки бумаги. Но герцог Рейхштадтский ехал верхом с непокрытой головой.
Широкий синий плащ с тройным воротником окутывал его фигуру. Видны были только ноги в белых лосинах и лакированных сапогах. С отсутствующим видом, уставив взгляд голубых глаз в холку лошади, принц ехал, не глядя по сторонам, не видя приветствий мужчин, не замечая женских улыбок. Ветер трепал густую челку белокурых волос, норовящую закрыть глаза. Он казался очень высоким, очень худым, немного хрупким. Идеальное изображение принца из сказки, о котором мечтают молоденькие девушки. Но было в его облике что-то, говорившее о безысходном отчаянии, о какой-то зловещей угрозе. Сердце Гортензии болезненно сжалось.
Позади него ехали три офицера из сопровождения. Молодая женщина увидела в них лишь тюремщиков. Одень их в соответствующую форму, и с этими пустыми взглядами их было бы не отличить от тех, кого она видела в Бретани сторожащими узников на прогулке. Впечатление было так отчетливо, что она чуть не перекрестилась, что имело бы самый плачевный результат. Слезы подступили к глазам, и Гортензия ощупью нашла руку Фелисии и сжала ее. Та поняла и вернула ей пожатие. Именно в этот момент Гортензия посвятила себя окончательно делу этого юного принца, рожденного в один день с ней, казавшегося прежде таким далеким, почти сказочным героем.
Опершись о перила балкона, Вильгельмина, поприветствовав принца неопределенным жестом, на что он ответил кивком головы, продолжала неутомимо щебетать, очень подробно рассказывая, как выглядел ее царь в день приезда на конгресс. Гортензия и Фелисия ее не слышали. Последняя так побледнела, что Гортензия, нагнувшись к ней, сказала:
– Будьте осторожны! Вы бледнее полотна!
Фелисия вздрогнула и быстро растерла себе щеки, чтобы к ним прилила кровь. Они уже возвращались в комнату: принц проехал, герцогиня кончила рассказ.
Сочтя, что их визит достаточно продлился для первого раза, подруги попросили разрешения удалиться, рассыпаясь в благодарностях ее высочеству за оказанную честь и радушный прием. Они присели в прощальном реверансе на пороге гостиной, когда мажордом объявил:
– Его светлость герцог де Меттерних!
Довольно пожилой человек высокого роста, с седой шевелюрой, венчающей красивое, чувственное лицо, быстрым шагом шел через анфиладу комнат. Молодые женщины встретили его на полпути. Он приветствовал их с непринужденной грацией, их ответ был, как всегда, любезен. А за спиной уже слышался голос герцогини:
– Ах, дорогой Клемент! Как любезно с вашей стороны уделить нам частичку своего драгоценного времени… – Остальная часть фразы утонула в шуме приветствий.
Вернувшись в свою половину, сбросив как попало шляпу, плащ и перчатки, Фелисия упала на канапе, разразившись смехом.
– Мой бог! Что вас так рассмешило? – удивилась Гортензия, спокойно снимавшая свой плащ.
– Вы не понимаете? Моя дорогая, я верю, небо на нашей стороне. Мы живем дверь в дверь с женщиной, которую так любит посещать Меттерних.
– И это доставляет вам удовольствие? У меня кровь стынет в жилах при виде этого человека.
– У вас нет воображения, вы не заглядываете в завтрашний день. Мне лично кажется очень забавным плести сети заговора в двух шагах от тюремщика Орленка и его любовницы. Мария Липона права: нам не найти дома надежнее и удобнее для осуществления наших планов.
– Наших планов? – грустно заметила Гортензия. – Мне кажется, они не сдвинулись с места. Мы видели принца… Но когда мы сможем приблизиться к нему?
– Надо верить, Гортензия. Я знаю, что близок день, когда мы сможем с ним поговорить.
Очарованная своими соседками, организовавшими два дня спустя для нее персональный показ мод, Вильгельмина де Саган пригласила их в свою ложу в театре на очередное представление «Волшебной флейты» Моцарта.
Это был тот самый театр, который имел право на первое представление этой оперы.
Несколько подавленные видом зала, выполненного в ужасном египетском стиле, две новоиспеченные меломанки получили настоящее удовольствие от музыки Моцарта и еще большее удовольствие от вида зала, где собрался весь цвет венского общества. Больше всего их заинтересовала королевская ложа, где появился герцог Рейхштадтский, сопровождавший молодую брюнетку с очень белой кожей. Длинные блестящие локоны обрамляли ее тонкое одухотворенное лицо. Несколько ироничная улыбка контрастировала с меланхоличным взглядом больших светлых глаз. Платье из светло-голубого атласа, великолепные украшения и диадема из опалов и бриллиантов придавали ей вид королевы.
Гортензия заметила ту нежную заботливость, с которой принц помог ей сесть в кресло и повесил на спинку великолепные меха. Она не смогла удержаться от вопроса и, наклонившись к Вильгельмине и прикрываясь веером, прошептала:
– Кто эта женщина с герцогом Рейхштадтским? Если бы она не была так молода, ее можно было бы принять за императрицу.
– Когда-нибудь она ею будет. А вы действительно никого здесь не знаете, моя дорогая?
– По крайней мере никого из королевской семьи. Позволю себе напомнить Вашему Высочеству, что мы здесь совсем недавно.
– Это правда. Итак, моя милая малютка, эта молодая женщина – эрцгерцогиня София, тетка маленького Наполеона.
– Его тетка? Она из Бонапартов?
Вильгельмина бросила на нее возмущенный взгляд, и Гортензия почувствовала, что краска залила ей лицо и шею.
– Что здесь делать одной из Бонапартов? Вы там во Франции, видно, забыли, что у юного Наполеона был не только отец. У него есть родственники и со стороны матери. Эрцгерцогиня София – его тетка, потому что она замужем за младшим братом его матери, эрцгерцогом Францем-Карлом. Она баварская принцесса. Правда, это не очень счастливый брак…
– Она кажется такой молодой для тетки.
– Ей двадцать шесть лет. Я думаю, что их объединяют не только родственные чувства. Можно сказать, что молодой герцог испытывает к Софии почтение, близкое к любви. Что же до эрцгерцогини, то ей, видно, не очень легко разобраться в своих чувствах к красивому племяннику, тем более что муж ее тяжел на подъем и при любом удобном случае засыпает.
– Давайте внесем ясность, – вмешалась Фелисия, внимательно слушавшая и любившая точные формулировки. – Они любят друг друга?
Веер герцогини де Саган склонился на этот раз к вееру итальянки.
– Многие утверждают, что это разделенная страсть. А злые языки поговаривают, что прелестный белокурый малыш Франц-Иосиф, которого София родила в прошлом году, не совсем сын доброго Франца-Карла. Именно после рождения ребенка – может быть, чтобы немного развеяться, – молодой Наполеон стал появляться в свете с юной женщиной из высшего света – графиней Нандиной Кароли, урожденной герцогиней Кауниц… Правда, Нандина часто появляется с Морисом Эстергази, одним из лучших друзей принца… Я вам его покажу…