Уж я-то знал, как никто, что это такое.
Вошел Левин и заказал перед обедом пива. Все того же молодого пива, оставшегося от вчерашнего ирландского веселья. Вероятно, накануне посетителей было не так уж много. Возможно, они все ушли в «Четыре зеленые полянки».
– Нет опохмелки лучше зеленого зелья, – проговорил мой друг с тем провинциальным ирландским акцентом, который уже со вчерашнего дня начинал устаревать.
Он отпил из слишком полного бокала, так чтобы отойти с ним от стойки, и мы двинулись туда, где стояли столики. Нас провели к красной полукруглой кабинке. Мы сели друг напротив друга, и я поставил возле себя на пол кейс. Когда подошла официантка, мы заказали по полной программе: салат и бифштекс с картошкой. Я также попросил их фирменного сырно-чесночного хлеба.
– Это хорошо, что ты сидишь дома по выходным, – сказал я Левину, как только она удалилась. – После этих гренок запах просто убийственный.
– Придется рискнуть.
Довольно долго мы сидели молча. Я чувствовал, как алкоголь делает свое дело, подбираясь к моему чувству вины. Надо будет непременно заказать еще, когда принесут салаты.
– Итак? – произнес наконец Левин. – Ты хотел что-то обсудить.
Я кивнул.
– Собираюсь поведать тебе одну историю. Не все ее детали известны или находятся на своих местах. Но я изложу все так, как сам понял, а потом ты скажешь мне, что думаешь и как следует поступить. О'кей?
– Валяй. Я люблю истории.
– Не думаю, что эта тебе очень понравится. Она началась два года назад с…
Я замолчал, пережидая, пока официантка не расставит на столе наши салаты и сырный хлеб. Я спросил еще одну порцию коктейля «водка-мартини», хотя еще не прикончил первую. Я хотел, чтобы между нашими состояниями не было большой разницы.
– Так вот, – произнес я, когда та отошла. – Началась эта история два года назад, с Хесуса Менендеса. Ты ведь его помнишь?
– Да, мы упоминали его на днях. Дело, в котором все решила ДНК. Он, как ты любишь говорить, надолго сел за решетку, потому что вытер свой пенис о розовое махровое полотенце, – усмехнулся он.
Он говорил правду: я действительно частенько сводил дело Менендеса до такого абсурдно-тривиального, вульгарного утверждения. Я всегда использовал этот пример, чтобы посмешить народ в «Четырех зеленых полянках», когда мы с другими адвокатами обменивались анекдотами из профессиональной жизни. Но это случалось до того, как открылась новая информация.
Я не улыбнулся в ответ на шутку.
– Ну так вот получается, что это сделал не Хесус.
– Что ты имеешь в виду? Кто-то другой вытер его член о полотенце? – На этот раз Левин громко засмеялся.
– Нет, ты не понимаешь. Я говорю, что Хесус Менендес невиновен.
Лицо Левина сделалось серьезным.
– Он в тюрьме. И ты сегодня летал в «Сан-Квентин».
Я кивнул.
– Позволь мне вернуться к событиям того времени и все рассказать по порядку. Я не загружал тебя по делу Менендеса, потому что там нечего было расследовать. Имелась ДНК подозреваемого, его собственное изобличающее заявление и трое свидетелей, которые видели, как он выбросил в реку нож. Нож так и не нашли, но свидетелями являлись его собственные товарищи по комнате. Для защиты дело казалось безнадежным. Честно говоря, я и взялся-то за него ради лишней рекламы. В общем, единственное, что я сделал, – убедил его пойти на судебную сделку. Уговорил выступить с добровольным признанием своей вины. Он сопротивлялся, твердил, что ни в чем не виноват, но альтернативы не существовало. ДНК сулила смертную казнь. Без сделки он получал либо смерть, либо пожизненное. Я сумел добыть ему пожизненное, но главное – вынудил паршивца это принять. Прямо-таки заставил.
Я взглянул на свой нетронутый салат и понял, что есть не хочу. Тянуло только пить и предаваться чувству вины.
Левин ждал, когда я полностью выскажусь. Он тоже ничего не ел.
– На тот случай, если ты не помнишь – дело касалось убийства молодой женщины по имени Марта Рентерия. Танцовщицы в клубе «Дом Кобры» на Ист-Сансет. Ты ведь не скатился до того, чтобы бывать на этом шоу, нет?
Левин покачал головой.
– У них там нет сцены, – продолжал я. – Есть что-то вроде оркестровой ямы посередине. Ее выступление начиналось с того, что оттуда поднимались парни, наряженные Аладдинами, неся такую большую корзину, якобы с коброй, на двух бамбуковых шестах. Они опускали ее на пол, и заводилась музыка. Потом с корзины снималась крышка, из нее появлялась танцующая девушка, и уже с нее самой снималась одежда. Нечто вроде варианта стриптизерши из торта.
– Это Голливуд, – сказал Левин. – Здесь без зрелищ не обойтись.
– Так вот, Хесусу Менендесу шоу понравилось. У него было одиннадцать сотен долларов, которые дал ему брат, наркодилер, и он запал на Марту Рентерию. Может потому, что она была единственной танцовщицей ниже его ростом. А может, потому, что говорила с ним по-испански. После ее выступления они посидели и поболтали, затем она немного покрутилась среди других гостей, вернулась к нему, и вскоре он узнал, что на нее претендует еще один парень в клубе. Он переиграл того, предложив ей пять сотен.
– Но он ее не убивал?
– Вот именно. Он поехал за ней на своей машине. Пришел туда, они занимались сексом, спустил в унитаз свой презерватив, вытерся полотенцем и отправился домой. История начинается после его ухода.
– Появился настоящий убийца.
– Настоящий убийца стучит в дверь, вероятно, прикидывается Хесусом, который что-то забыл. Она ему открывает. Или, не исключено, свидание заранее назначили – она ожидает посетителя и впускает его.
– Тот другой человек из клуба? Которого перещеголял Менендес?
Я кивнул:
– Именно. Он входит, бьет ее несколько раз кулаком, чтобы сломить сопротивление, достает свой фальцнож, приставляет к ее шее, одновременно толкая в спальню. Знакомо звучит, да? Только ей не так повезло, как спустя пару лет Реджи Кампо. Он кладет ее на кровать, надевает презерватив и бросается на нее. Теперь нож находится уже с другой стороны на шее жертвы, и он удерживает его, пока насилует. А кончив, убивает. Он ударяет ее этим ножом множество раз. Это преступление можно бы назвать многократным убийством, если бы такое существовало. Что-то там варится у него в его долбаном больном мозгу, пока он это делает.
Подоспел мой второй мартини, и, забрав его прямо из рук официантки, я одним махом влил в себя половину. Она спросила, закончили ли мы со своими салатами, и мы оба отмахнулись, давая понять, чтобы их унесли нетронутыми.
– Через минуту будут ваши стейки, – доложила она. – Или вы хотите, чтобы я сразу выкинула их в мусорный бак и сэкономила вам время?
Я поднял на нее вопросительный взгляд. Она улыбалась, но я так погрузился в свою историю, что не понял, о чем она говорит.