Слушание по делу Меткофф требовало от меня адвокатского опротестования способа обнаружения наркотика. Дело в том, что порция кокаина была найдена в результате обыска ее транспортного средства дорожной полицией Нортриджа за опасную езду. Кокаин обнаружили в закрытом центральном отделении приборной панели. Меткофф сказала мне, что не давала полицейским разрешения обыскивать машину, однако они это сделали. Моя аргументация состояла в том, что на обыск не было согласия владельца и никакой веской причины. Если Меткофф остановили за опасное вождение, то не имелось оснований обыскивать закрытые отделения автомобиля.
Довод шаткий, я это знал, но папаша Меткофф заплатил мне хорошие деньги, чтобы я сделал все для его непутевой дочери. И именно этим я и собирался заняться в одиннадцать часов в суде округа Сан-Фернандо.
На завтрак я проглотил две таблетки тайленола и заел их яичницей с тостами и кофе. Яичницу я щедро сдобрил перцем и сальсой. [40] Все это привело в действие нужные рычаги механизма и обеспечило его топливом, чтобы выдержать бой. За завтраком я листал страницы «Лос-Анджелес таймс», выискивая сообщение об убийстве Анхеля Левина. Необъяснимым образом такового не было. К чему бы глендейлской полиции подобная секретность? Потом я вспомнил, что «Таймс» каждое утро выходил в нескольких региональных вариантах. Я жил в Уэстсайде, а Глендейл относился к долине Сан-Фернандо. Новость об убийстве в долине могла быть сочтена редакторами «Таймс» как недостаточно важная для уэстсайдских читателей, которым хватало и своих, местных, убийств, чтобы еще забивать голову чужими. В общем, я не нашел сообщения о Левине.
Я решил, что придется купить второй экземпляр «Таймс» в газетном киоске по пути в суд Сан-Фернандо и еще раз поискать. Размышления, к какому киоску я направлю за газетой Эрла Бриггса, напомнили мне, что у меня нет машины. «Линкольн» стоял на приколе у «Четырех зеленых полянок» (если только его не украли за ночь), и я не смогу вернуть свои ключи до одиннадцати, когда паб откроется на ленч. Проблема. Ранее я углядел автомобиль Эрла на перехватывающей стоянке пригородных автомобилей, где мы с ним встречаемся каждое утро. Старая «тойота» с низкой посадкой и крутящимися хромированными дисками. Я подозревал также, что салон провонял куревом. Мне не хотелось в ней ехать. В северном округе это почти гарантированно грозило тем, что тебя остановит полиция. В южном же – являлось приглашением такую машину обстрелять. Мне также не хотелось, чтобы Эрл забирал меня прямо из дома. Я никогда не позволяю своим водителем знать, где я живу.
Наконец я придумал план: взять такси до своего пакгауза в северном Голливуде и воспользоваться одним из стоящих там новых лимузинов. «Линкольн» у «Четырех зеленых полянок» так или иначе имел свыше пятидесяти тысяч миль пробега. Вероятно, распечатывание новой тачки поможет мне преодолеть депрессию, которая непременно возникнет из-за гибели Анхеля Левина.
Вымыв в раковине посуду и сковородку, я решил, что уже не рано и можно рискнуть разбудить звонком Лорну, подтвердить свое дневное расписание. Я вернулся в кабинет и, когда поднял телефонную трубку своего домашнего телефона, услышал прерывистый звук тонального вызова, свидетельствовавший, что меня ждет по меньшей мере одно телефонное сообщение.
Я набрал номер поиска, и электронный голос сообщил, что я пропустил вызов, поступивший накануне в 11.07 утра. Когда тот же голос произнес номер упущенного вызова, я обомлел. То был номер сотового телефона Анхеля Левина. Я проморгал его последний звонок!
«Привет, это я. Ты, видимо, уже уехал на матч и небось отключил свой мобильный. Если не поймаешь этот звонок, то заловлю тебя прямо на трибунах. Но знай: у меня есть для тебя еще один козырь. Думаю, ты на все сто…»
Он замолчал на секунду, потому что где-то там, на заднем плане, у него залаяла собака.
«…на все сто согласишься, что я добыл для Хесуса пропуск на выход. Ладно, я должен бежать, не могу больше разговаривать, дружок…»
Это все. Он повесил трубку, не попрощавшись и ради хохмы даже перейдя в конце на тот дурацкий провинциальный акцент. Провинциальный акцент всегда меня раздражал. Теперь он звучал для меня как музыка. Больше я его уже не услышу.
Я нажал кнопку и снова прослушал послание, а потом проделал то же самое еще трижды, прежде чем наконец сохранил сообщение и положил трубку. Сел на вертящийся стул перед столом и постарался сопоставить послание с тем, что уже знал. Первая головоломка связана со временем звонка. Я уехал на матч не раньше по крайней мере половины двенадцатого. Однако я почему-то пропустил звонок от Левина, поступивший на двадцать минут раньше.
Это никак не укладывалось у меня в голове, пока я не вспомнил о звонке от Лорны. Да, в 11.07 мой телефон был занят – я разговаривал с Лорной. Мой домашний телефон использовался так редко и так мало людей знало этот номер, что я не побеспокоился установить на аппарате систему уведомления о поступившем вызове. Это означало, что последний звонок Левина был сброшен на систему голосовой почты и я никак не мог о нем узнать, беседуя с Лорной.
Это объясняло обстоятельства, сопутствующие звонку, но отнюдь не его содержание.
Левин, несомненно, что-то откопал. Он не был юристом, но понимал, что такое улика, и умел оценить ее значимость. Левин обнаружил нечто такое, что позволило бы мне вызволить из тюрьмы Менендеса. Он нашел Хесусу пропуск на выход из Квентина. Пропуск на волю.
Последнее, что оставалось обдумать, – заминка в разговоре, вызванная лаем собаки. Я бывал в доме у Левина раньше и знал, что его пес легковозбудимый, нервный брехун. Всякий раз, подходя к дому, я слышал его тявканье задолго до того, как успевал постучать в дверь. Лай на заднем плане телефонного сообщения и то, что Левин поспешил завершить разговор, намекали, что кто-то к нему пришел. Какой-то гость, и это вполне мог оказаться убийца.
Я осмысливал информацию и решил, что неожиданно всплывший звонок был той уликой, которую я не имел права утаить от полиции. Ясно, что содержание сообщения породит новые вопросы, на них мне будет трудно ответить, но это перевешивалось важностью установления точного времени преступления. Я пошел в спальню и порылся в карманах джинсов, в которых был накануне матча. В одном заднем кармане нашел корешок билета и визитные карточки, что вручили мне Лэнкфорд и Собел перед моим уходом из дома Левина.
Из двух я выбрал карточку Собел и заметил, что на ней проставлена только фамилия: «Детектив Собел», – без имени. Набирая номер, я спрашивал себя – почему. Может, она, подобно мне, имела две разные визитки в разных карманах: одну – с именем и фамилией, другую – официальную, с одной фамилией.
Детектив отозвалась на звонок сразу же, и я решил выяснить, что можно получить от нее, прежде чем поделиться с ней имеющимися у меня сведениями.
– Есть какие-нибудь новости в расследовании? – спросил я.
– Не очень-то много. Не очень много такого, чем я могу с вами поделиться. Пока мы, так сказать, систематизируем уже имеющиеся улики. Получены кое-какие результаты по баллистике и…