— Нет.
— Вы были испуганы, нервничали?
— Ну, адреналина в крови у нас, конечно, прибавилось, но мы оставались совершенно спокойными.
— Выходя из машины, вы достали оружие?
— Да, достал пистолет из кобуры. Держал его в руке, прижав к бедру.
— И ваш напарник тоже достал пистолет?
— По-моему, да.
— И направил его на мистера Эллиота?
Харбер поколебался. Мне всегда нравилось, когда свидетель обвинения колеблется.
— Не помню. Я смотрел на ответчика.
Я кивнул:
— На всякий случай, так? Вы же не знали этого человека.
— Да, верно.
— Правильно ли будет сказать, что вы приближались к мистеру Эллиоту с опаской?
— Да, правильно.
— Когда вы убрали оружие в кобуру?
— После того как обыскали и опечатали дом.
— Хорошо. Пока вы делали это, мистер Эллиот был с вами?
— Да. Он же должен был показать нам, где лежат тела.
— Он уже находился под арестом?
— Нет, не находился. Он показал нам все по собственной воле.
— Но ведь вы надели на него наручники, разве нет?
Харбер поколебался вторично. Он не понимал, к чему я клоню.
— Мистер Эллиот добровольно согласился, чтобы на него надели наручники. Мы объяснили, что не арестовываем его, но так будет лучше и для его, и для нашей безопасности, пока мы будем обыскивать дом.
— Его руки были скованы сзади или спереди?
— Сзади, таковы правила.
— Я знаю, в полиции вы служите не так давно, и все же как часто вам случалось надевать наручники на человека, который еще не был официально арестован?
— Иногда это случается. Я не помню, сколько раз мы так делали.
— Ну хорошо, согласно показаниям вашего напарника и вашим собственным, мистер Эллиот трижды заявил вам, что не несет ответственности за совершенные в том доме убийства. Правильно?
— Правильно.
— Он говорил это, когда вы были внутри дома или снаружи?
— Внутри, когда мы поднимались в спальню.
— То есть получается, что он сделал предположительно ничем не спровоцированные заявления о своей невиновности, когда руки его были скованы за спиной, а вы и ваш напарник держали оружие на изготовку. Так?
Третье колебание.
— Да, наверное, так.
— Ладно, и что же произошло после того, как вы и ваш напарник убедились, что в доме никого нет?
— Мы вывели мистера Эллиота наружу, опечатали дом, позвонили детективам и сообщили об убийствах.
— Хорошо. Теперь скажите, помощник Харбер, вы сняли с мистера Эллиота наручники? Ведь он же не был арестован.
— Нет, сэр. Правила запрещают сажать подозреваемого на заднее сиденье служебной машины, если на нем нет наручников.
— Ладно, и сколько же времени провел он на заднем сиденье вашей машины?
— Полчаса примерно, пока не приехали детективы из убойного отдела.
— А что произошло, когда приехали детективы?
— Сначала они осмотрели дом. Потом вышли и забрали у нас задержанного, мистера Эллиота. Я имею в виду, забрали его из машины.
— То есть к этому времени он уже был задержанным?
— Нет. Я оговорился. Он добровольно согласился дожидаться детективов.
— Вы хотите сказать, что он добровольно согласился посидеть в наручниках на заднем сиденье полицейской машины?
— Да.
— Так когда же наконец с мистера Эллиота сняли наручники?
— Когда детективы вывели его из машины.
— Хорошо. — Я кивнул, сделав вид, что уже закончил, перелистал несколько страниц своего блокнота. — Да, и последнее. Согласно регистрационному журналу диспетчера, первый звонок на девять-один-один поступил в час ноль пять. Девятнадцать минут спустя мистеру Эллиоту пришлось позвонить туда еще раз, и через четыре минуты после этого к нему приехали вы и ваш напарник. — Я поднял взгляд на Харбера. — Помощник, почему вам потребовалось столько времени, чтобы отреагировать на приоритетный, по всей видимости, вызов?
— Участок Малибу очень велик. Нам пришлось пересекать горы, потому что мы ездили по другому вызову.
— А разве поблизости от дома не было другой патрульной машины?
— Мы с напарником ездим в машине «альфа». Отвечать на приоритетные вызовы — это наша задача, и мы приняли этот вызов, как только он поступил.
— Хорошо, помощник. Больше у меня вопросов нет.
Судья объявил послеполуденный перерыв. Едва присяжные покинули зал, я услышал, как кто-то шепотом окликает меня по имени. Я обернулся и увидел Лорну, которая указывала пальцем в конец зала. Там, в заднем ряду, сидели Хэйли и ее мать. Дочь помахала мне рукой, и я улыбнулся в ответ.
Мы встретились в коридоре возле зала суда. Хэйли обняла меня, повергнув этим в полное смятение. Я отыскал пустующую деревянную скамью, мы присели. Я спросил:
— Давно вы здесь? Я вас не заметил.
— К сожалению, недавно, — ответила Мэгги. — Последним уроком у нее была физкультура, вот я и решила забрать ее из школы пораньше. Но большую часть твоего перекрестного допроса мы видели.
Я перевел взгляд с Мэгги на сидевшую между нами дочь. Она очень походила на мать: темные волосы и глаза, кожа, которая сохраняла загар чуть ли не до середины зимы.
— Что скажешь, Хэй?
— Мм, мне было очень интересно. Ты задал ему столько вопросов. Он выглядел так, точно того и гляди взорвется.
— Не беспокойся, он это переживет.
Я взглянул поверх ее головы на свою бывшую жену и благодарно кивнул ей. Она смогла на время забыть все, за что была зла на меня, и подумать прежде всего о нашей дочери.
— Тебе придется вернуться туда? — спросила Хэйли.
— Да. Это всего лишь небольшой перерыв, чтобы люди могли выпить кофе, заглянуть в уборную. Сегодня будет еще одно заседание.
Она повела головой в сторону зала. На нас уже начинали поглядывать.
— Папа, а этот человек убил кого-то?
— Видишь ли, милая, мы ничего пока не знаем. Его обвинили в убийстве, и многие думают, что справедливо. Однако до сих пор ничего не доказано. Помнишь, я тебе объяснял?
— Помню.
— Это ваша семья, Мик?
Я оглянулся через плечо и замер. Уолтер Эллиот тепло улыбался всем нам, ожидая, когда его представят.
— Э-э-э, привет, Уолтер. Это моя дочь, Хэйли, а это ее мама, Мэгги Макферсон.