— Это давало мистеру Эллиоту массу времени на то, чтобы доехать до дома на берегу, не выходя за пределы временны́х рамок убийства.
— Вы говорите, «массу времени»?
— Достаточное количество времени.
— Ранее вы показали, что несколько раз проделали этот путь сами. Когда именно?
— В первый раз через неделю после убийства. Я выехал из «Арчвэй» в десять сорок и оказался у дома в Малибу в одиннадцать сорок две.
— Вы уверены, что ехали одним с мистером Эллиотом маршрутом?
— Нет, не уверен. Я просто выбирал путь, который представлялся мне наиболее очевидным и быстрым.
— Движение в Лос-Анджелесе бывает чрезвычайно непредсказуемым, не так ли?
— Так.
— Именно потому вы и проделали этот путь несколько раз?
— Да, это одна из причин.
— Детектив, вы показали, что проехали по этому пути пять раз и неизменно приезжали к дому в Малибу до того, как закрывалось то, что вы назвали временны́м окном убийства, верно?
— Верно.
— Пожалуйста, скажите присяжным, сколько раз вы отправлялись в этот путь, но не доезжали до места назначения, поняв, что поспеть к «закрытию окна» вам не удастся.
— Ни разу.
Однако этот ответ Киндера сопровождался короткой заминкой, и я был уверен, что присяжные ее заметили.
— Детектив, если я представлю суду записи, показывающие, что из ворот «Арчвэй» вы выезжали в десять сорок не пять раз, а семь, назовете ли вы их подложными?
— Нет, но я не…
— Благодарю вас. Так скажите нам, детектив, сколько раз вы прерывали ваши пробные поездки, не добравшись до Малибу.
— Два раза.
— Какими они были по счету?
— Второй и последней — седьмой.
— Вы останавливались, поняв, что добраться до дома в пределах временны́х рамок убийства вам не удастся, так?
— Нет. Один раз меня отозвали в управление, чтобы я провел допрос, а в другой я услышал по радио вызов и отправился помогать помощнику шерифа.
— Почему вы не отметили эти случаи в ваших отчетах о тестовых поездках?
— Они же остались незавершенными, и я полагал, что к делу они отношения не имеют.
— Таким образом, в определении числа случаев, в которых вы останавливались, не добравшись до дома Эллиота, нам остается полагаться только на ваше слово, правильно?
— Да, пожалуй, правильно.
Что же, на этом фронте я потрепал его достаточно и надеялся, что смог хотя бы кого-то заставить усомниться в достоверности его показаний. Теперь же я собирался нанести Киндеру удар, которого он не ожидал.
Я попросил у судьи разрешения на секунду прерваться, подошел к столу защиты и наклонился к уху моего клиента.
— Кивайте, как будто я говорю вам что-то очень важное, — прошептал я.
Эллиот кивнул, а я, взяв папку, вернулся на прежнее место и открыл ее.
— Скажите, детектив, на каком этапе расследования вы установили, что главным объектом этого двойного убийства был Иоганн Рильц?
Киндер открыл было рот, чтобы ответить, затем откинулся на спинку кресла, подумал:
— Я не устанавливал этого ни на каком этапе.
— Следствие что же, вообще не проявляло к нему интереса?
— Ну, он был жертвой преступления. Это, безусловно, сделало его объектом нашего внимания, таковы правила.
— Стало быть, интересом к нему и объясняется то обстоятельство, что вы поехали в Германию, дабы изучить его прошлое, так?
— Я не ездил в Германию.
— А во Францию? В его паспорте указано, что он жил там, прежде чем перебраться в Соединенные Штаты.
— Мы не сочли такие поездки необходимыми. Попросили Интерпол проверить его прошлое, оно оказалось чистым.
— Что такое Интерпол?
— Так называется Международная организация уголовной полиции. Она осуществляет связь между полицейскими службами более чем ста стран.
— Вы не связывались напрямую с полицией Парижа, в котором Рильц жил пять лет назад?
— Нет. Для выяснения его прошлого мы использовали наши контакты в Интерполе.
— Интерпол проверил, не числятся ли за ним аресты по уголовным обвинениям, так?
— Да, в числе прочего. Хотя к чему это прочее сводится, я представляю себе довольно смутно.
— Если мистер Рильц работал на парижскую полицию как осведомитель в делах, связанных с наркотиками, Интерпол предоставил бы вам сведения об этом?
— Я не знаю.
— Органы охраны правопорядка, как правило, очень неохотно раскрывают имена своих тайных осведомителей, не так ли?
— Так. Это может поставить осведомителя в опасное положение.
— То есть быть осведомителем полиции, расследующей уголовное дело, опасно?
— В определенных случаях — да.
— Вам когда-нибудь приходилось расследовать убийство такого тайного осведомителя, детектив?
Голанц встал и попросил предоставить ему возможность провести короткое совещание между сторонами процесса и судьей. Судья поманил нас к себе, мы подошли.
— Мистер Голанц? — произнес он.
— Судья, в представленных нам мистером Хэллером материалах нет даже намека на то, о чем он сейчас расспрашивает свидетеля.
Судья подъехал вместе с креслом ко мне:
— Мистер Хэллер?
— Судья, следствие было проведено небрежно, поэтому…
— Оставьте эти разговоры для присяжных. Что у вас есть?
Я вынул из папки и положил перед ним компьютерную распечатку — так, чтобы Голанц видел ее вверх ногами:
— Это статья, четыре с половиной года назад напечатанная в «Ле Паризьен». Иоганн Рильц назван в ней свидетелем обвинения при разбирательстве крупного дела о торговле наркотиками. Управление уголовной полиции использовало его для покупки наркотиков и проникновения в сеть наркоторговцев. А следствие даже не…
— Статья написана по-французски, мистер Хэллер. У вас имеется ее перевод?
— Извините, ваша честь. — Я положил перед ним второй листок.
Голанц, изогнув шею, попытался прочесть его.
— Откуда вы знаете, что речь идет о том же самом Иоганне Рильце? Это же не официальный документ.
Я выложил последний листок:
— Это фотокопия одной из страниц паспорта Рильца, я взял ее из материалов, представленных мне обвинением. Она показывает, что Рильц уехал из Франции в Соединенные Штаты через месяц после этой истории. Вдобавок к этому в статье правильно указан его возраст и сказано, что он закупал для копов наркотики, пользуясь своим положением декоратора интерьеров. Это определенно он, ваша честь. И очень многие люди оказались из-за него в тамошних тюрьмах.