— Этого я не вижу, но вижу ремешок.
— Какого он цвета?
— Он черный.
— А на какой руке? На правой или на левой?
— На правой. Да, на правой.
— Хорошо. А во что он одет, вы можете описать?
— Я вижу только рубашку. Темную. Это темно-синяя фуфайка.
Маккалеб больше не знал, о чем еще спрашивать Джеймса Нуна. Откровенное разочарование в том, что ему не удалось добиться главного, рассеивало его внимание. В голову пришла мысль, о которой он забыл.
— А ветровое стекло, Джеймс? На нем есть что-нибудь? Может, наклейка?
— М-м, нет, кажется. Я ничего такого не вижу.
— Хорошо. Посмотрите, пожалуйста, на зеркало заднего вида. На нем ничего нет? Возможно, что-то привязано или прицеплено? Какая-нибудь безделушка?
— Нет, ничего такого я не вижу.
На этот раз Маккалеб просто рухнул на свой стул. Это была полная, катастрофическая неудача. Во-первых, они потеряли этого человека в качестве свидетеля в суде, покончили с потенциальным подозреваемым в убийстве, а получили лишь детальное описание бейсбольной кепки водителя и его новехонького «чероки». Последнее, что оставалось, это «посмотреть», как машина уезжает на большой скорости, и попробовать прочитать задние номера.
— Хорошо, Джеймс, давайте промотаем пленку до того момента, когда автомобиль проезжает мимо вас и вы «снимаете» типа, по которому тюрьма плачет.
— Хорошо.
— Увеличьте его задние номера, вы их видите?
— Нет. Эти тоже закрыты.
— Чем?
— Вроде полотенцем, или футболкой. Мне трудно сказать. Так же как спереди.
— Увеличьте «картинку» еще. Не видите ничего необычного на заднем бампере?
— М-м, нет.
— Никаких наклеек? Может, название автосалона?
— Нет. Ничего такого.
— А на ветровом стекле? Никаких наклеек?
Маккалеб и сам слышал в собственном голосе нотки отчаяния.
— Нет. Там нет ничего.
Посмотрев на Уинстон, Маккалеб покачал головой. Уинстон сделала какой-то знак руками.
— Хочешь пригласить художницу?
Уинстон, качнув головой, показала на себя.
— Ты уверена?
Уинстон снова качнула головой.
Маккалеб вновь обратился к Нуну, хотя в голове у него барабанила одна мысль: как он мог проиграть в игре, которую должен был выиграть.
— Джеймс, в следующие несколько дней обдумайте, пожалуйста, еще раз, что вы видели в ночь на двадцать второе января. Если вспомните что-то новое, позвоните следователю Уинстон, договорились?
— Да, конечно.
— Хорошо. А теперь я буду отсчитывать назад начиная с пяти, и по мере того, как я считаю, вы будете чувствовать, как ваше тело будто омолаживается, словно вы полны сил. А когда я скажу «один», вы окончательно выйдете из состояния транса, чувствуя себя бодро и свежо. У вас будет ощущение, будто вы крепко проспали часов восемь. Оно сохранится до самого Лас-Вегаса. Но когда вы отправитесь сегодня спать, никаких сложностей со сном у вас не будет. У вас есть вопросы?
— Нет.
Маккалеб вывел Нуна из состояния транса, и тот выжидающе посмотрел на Уинстон.
— С возвращением, — сказал Терри. — Как вы себя чувствуете?
— Отлично. А как я себя вел?
— Вы все делали прекрасно. Вы помните, о чем мы с вами говорили?
— Да, думаю, что помню.
— Это хорошо. Вам и следует все помнить. А если вдруг всплывет что-то новенькое, позвоните следователю Уинстон.
— Обязательно.
— Ну, мы не будем больше вас задерживать. Вам еще предстоит долгая дорога.
— Это не горит. Не думаю, что я отправлюсь раньше семи вечера. Вы хорошо проветрили мою голову.
Маккалеб посмотрел на часы, а затем снова на Нуна.
— Но уже половина восьмого.
— Что? — изумился Нун, глядя на свои часы.
— Люди под гипнозом часто теряют ощущение времени.
— Мне показалось, что прошло минут десять, — продолжал удивляться Нун.
— Это нормально. Это так называемое нарушенное восприятие времени.
Терри встал, они пожали друг другу руки, и Уинстон увела за собой Нуна. Терри плюхнулся на стул, закинув руки за голову. Он был измотан до предела, и его единственным желанием было, чтобы он, а не Нун лег и проспал восемь часов кряду.
Дверь, где проходил сеанс, открылась, и в комнату вошел капитан Хитченс. Настроен он был мрачно и даже не пытался это скрыть.
— Ну и что вы думаете по поводу всего этого? — спросил он, присаживаясь на край стола рядом с лежащими там ножницами.
— То же самое, что и вы. Это полный провал. Мы получили более детальное описание машины, что сужает ее поиск до десяти тысяч или что-то в этом роде. И разумеется, подробнейшее описание кепки, которое в данном случае только мешает.
— «Кливлендские индейцы»?
— Что? А, переплетенные буквы и овал? Я почему-то всегда был уверен, что у них на эмблеме — маленький мальчишка индеец.
— Да, да. Ну а как насчет Молотова?
— Болотова, — поправил Терри.
— Какая разница. Я так полагаю, что из списка подозреваемых его можно вычеркнуть, — сказал капитан.
— Похоже, что так, — согласился Маккалеб.
Хитченс молчал, похлопывая тихо руками по столу. Молчание становилось неловким, но в этот момент в комнату вошла Уинстон, держа руки в карманах блейзера.
— А где Арранго и Уолтерс? — спросил Маккалеб.
— Ушли, — ответила Джей. — Сеанс не произвел на них особого впечатления.
Маккалеб отошел в сторону и сказал Хитченсу, что он готов расставить все по местам и вставить лампы дневного света обратно. Хитченс поблагодарил, но попросил ни о чем не беспокоиться. Маккалеб и так сделал для них более чем достаточно, подчеркнул капитан.
— В таком случае позвольте попрощаться, — сказал Терри. Показав на зеркальное стекло окна, он тем не менее спросил: — Скажите, капитан, если в какой-то момент мне понадобится копия записи сеанса, я могу попросить ее у вас? Может, мне захочется пересмотреть кое-какие моменты. Могут возникнуть мысли по поводу дальнейшего хода расследования.
— Джей сделает для вас копию. Это несложно. Что касается дальнейшего расследования, то лично я не вижу в этом смысла. Свидетель не разглядел лица убийцы, номера машины были закрыты. Что тут еще можно сказать?
Маккалеб счел за лучшее промолчать. Вскоре все трое вышли из комнаты, Хитченс понес обратно свое кресло, а Джей проводила Маккалеба в комнату видеозаписи. Она сняла с полки новую кассету и вставила ее в магнитофон рядом с тем, что записывал сеанс гипноза.