Он шмыгнул носом, и Оливия взяла его за руку.
– Я живая и задам тебе хорошую трепку, если снова назовешь меня Оливией.
Она сделала зверскую физиономию, и оба рассмеялись. Но тут вернулся Чарлз и настоял на том, чтобы донести ее до машины. Оливия ужасно смущалась, уверяя, что все прошло, но в лице ее не было ни кровинки. Вечером ее ужасно тошнило, и она решила, что обойдется без ужина.
– Я вызываю доктора, – твердо объявил Чарлз, когда пришел проверить, все ли в порядке. – Мне не нравится, как ты выглядишь.
– Какой ты противный, Чарлз, – жеманно промурлыкала она, и Чарлз широко улыбнулся. Слава Богу, кажется, ничто не сломит ее неукротимый дух. Правда, ее страсть к приключениям со временем немного унялась, но чувство юмора оставалось неистребимым.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – вздохнул он, садясь. – Я думал, что умру, когда эта чертова лошадь едва не растоптала тебя. Господи помилуй, что за безумие!
– Но малышка могла погибнуть, – просто сказала Оливия, – и к тому же никто не пострадал.
– Кроме тебя.
– Я почти здорова, – заверила она, нежно целуя его в губы.
Она должна кое в чем признаться Чарлзу, но не знала, как начать. На такое она не рассчитывала. Конечно, это все усложнит. Но она так отчаянно хотела этого, что готова была на все, лишь бы ее заветное желание сбылось.
– Поверь, со мной ничего страшного, – повторила Оливия, и Чарлз недоуменно поднял брови. Иногда ее новая, непривычная манера говорить сбивала его с толку.
– Что ты хочешь мне сказать?
– Пока не решила, – пробормотала девушка. Она в самом деле понятия не имела, как отреагирует Чарлз на новость, тем более что ее сестра не желала никаких детей. Возможно, и он разделяет мнение Виктории.
– Что-то неладно? – встревожился он, но жена покачала головой и украдкой вытерла глаза.
– О, Виктория, – прошептал он, лишний раз напоминая, что Оливия захватила чужого мужа и не имеет права на счастье, хотя так горячо любит Чарлза. – Скажи, что тебя беспокоит… – умолял Чарлз, видя, что Виктории явно не по себе, и пытаясь ее ободрить.
– Я… я… Чарлз, – запинаясь выговорила она, и Чарлз, сопоставив ее недомогание и странное волнение, неожиданно понял.
– Ты ждешь ребенка, Виктория? – ошеломленно ахнул он, и жена кивнула. Последние два месяца он не предпринимал никаких предосторожностей и вел себя до невероятия беззаботно, но жена, казалось, не обращала на это ни малейшего внимания и все шло своим чередом. Зная ее отношение к детям, Чарлз на мгновение испугался, что она придет в бешенство и былые обиды и непонимание вспыхнут с новой силой. Но она, похоже, ничуть не сердилась, только тихо плакала.
– Я беременна, – прошептала она. По расчетам Оливии, это случилось в годовщину свадьбы. Она уже побывала у доктора, и тот сказал, что ребенок родится в конце марта. – Ты очень сердишься?
– Сержусь? – повторил он, удивляясь, как она умудрилась забыть о своем упорном нежелании иметь детей. – За что, родная? Это ты не хотела ребенка. И должна злиться на меня.
– Я никогда еще не была так счастлива, – шепнула Оливия, опуская ресницы, и Чарлз поцеловал ее, страшась спугнуть невероятную удачу, так внезапно посетившую его. Господи, как дорога ему эта женщина!
– Поверить не могу… Когда?
– В марте, – едва слышно призналась Оливия, со страхом подумав, что же будет, когда вернется Виктория и вспомнит о том, что она замужняя женщина.
А дитя? Что будет с ним? И как отнесется к этому сестра? Разразится ужасный, невероятный скандал, но в эту минуту она могла лишь беспомощно льнуть к любимому и молиться, чтобы страшная минута никогда не настала. Будущее неумолимо, и она потеряет все, особенно если для сохранения тайны и соблюдения приличий Чарлз потребует отдать младенца, обвинив ее во всех прегрешениях.
Оливия воображала самые убийственные последствия своего поступка. Но кара ждет впереди, а пока она старалась заставить себя думать только о Чарлзе и драгоценном ростке, который она носит в себе.
Перед тем как вернуться домой, они все рассказали Джеффу. Он немного растерялся, но ни о чем не спросил. Отец и сын обращались с Оливией как с античной вазой, и, хотя она подсмеивалась над ними, ей это нравилось. Сначала Чарлз по ночам отодвигался от жены как можно дальше, но, к собственному стыду, обнаружил, что не может сдержать себя, и любил ее с прежним пылом. Доктор в Ньюпорте заверил ее, что это не вредно младенцу. Она молода и здорова, и с ребенком ничего не случится, если, разумеется, не слишком увлекаться.
Как только они вернулись в Нью-Йорк, Оливия немедленно помчалась на Пятую авеню, где уже два месяца скапливалась почта. Она не посмела попросить кого-нибудь переслать все в Ньюпорт.
Усевшись на крыльцо, она дрожащими руками разорвала первый конверт. Виктория по-прежнему была во Франции, работала в госпитале. Прочитав последнее письмо, Оливия долго, невидяще смотрела вдаль. Милостивое провидение позаботилось о ней. И хотя сердце рвалось от тоски по сестре, судьба сжалилась над ней и младенцем. Виктория писала, что случившееся трудно объяснить, но она безумно счастлива и нужна людям и поэтому не вернется домой в конце лета, как собиралась. Там ее дом и жизнь, и она умоляет сестру простить ее.
Оливия с гулко бьющимся сердцем перечитала размашистые строчки. Значит, так распорядился Всевышний. Она будет просить Бога о здоровье и благополучии сестры. Остается от души надеяться, что и Виктория, со своей стороны, не станет держать зла на Оливию.
Лето в Шалоне-на-Марне выдалось на редкость тяжелым. Направление главного удара немцев переместилось в Шампань. Французскими войсками командовал генерал Петен, и, поскольку плоский рельеф и отсутствие лесов не обеспечивали природных укрытий, солдатам пришлось снова рыть окопы. Кровавая бойня продолжалась. Целью операции в Шампани было прорвать линию обороны германцев, но, из-за того что войска противника располагались на высокой местности, союзная армия стала легкой мишенью.
Артиллерийский обстрел продолжался круглые сутки, всякое наступление пехоты захлебывалось, и люди валились наземь, как игрушечные солдатики. Уцелевших доставляли в госпитали, где день и ночь работали врачи и сестры милосердия.
К концу сентября зарядили непрерывные дожди, и вся округа превратилась в непролазное болото. Несчастные тонули в грязи, раненые и умирающие валялись на земле, и кровавые струйки сочились в мутные лужи. Неслыханные потери и гибель тысяч людей продолжались и в октябре. Эдуар буквально валился с ног, но все же выкраивал время, чтобы побыть с Викторией. Ему выделили две комнатушки в фермерском доме рядом с замком, одна из которых служила спальней, а вторая кабинетом. Виктория теперь все чаще ночевала у него, хотя окружающие делали вид, что не замечают этого, а некоторые ее вещи до сих пор хранились в казарме.