— Куда?
— Куда-нибудь.
Молчание.
— Фрэнки?
— Ладно, буду через пару минут.
Босх отложил телефон и опустил руку в карман, забыв, что сигарет там нет.
— Черт!
Ожидая приятеля, он вспомнил один случай, когда они с Шиханом искали наркодилера, подозревавшегося в том, что он, ворвавшись в рок-кафе, расстрелял из автомата «узи» всех, кто там был. Погибли шесть человек, в том числе и конкуренты.
Они подъехали к его дому и несколько раз постучали в дверь. Никто не ответил. Раздумывая, что делать дальше, они вдруг услышали тоненький голосок, дважды повторивший «войдите». Шихан снова постучал в дверь. И снова тишина. Они подождали, прислушиваясь, пока не услышали тот же голос, приглашавший войти.
Босх повернул ручку, и дверь открылась. Держа оружие наготове, они вошли в дом и обнаружили, что хозяина нет, а в клетке в гостиной сидит на перекладине большой зеленый попугай. Второй сюрприз поджидал на кухне — разобранный автомат «узи», который наркодилер решил, по-видимому, почистить и смазать. Босх отошел к двери и постучал. Попугай встрепенулся и крикнул: «Войдите!»
Через несколько минут, когда подозреваемый вернулся из магазина, куда он ходил за ружейным маслом, его арестовали. Баллистики дали заключение по пулям, и убийцу-наркоторговца признали виновным после того, как судья отклонил протест адвокатов, настаивавших на том, что полицейские вторглись в дом незаконно. Изучив обстоятельства ареста, он пришел к выводу, что Босх и Шихан добросовестно полагали, что получили разрешение войти, приняв голос попугая за голос подозреваемого. Дело все еще ходило по апелляционным инстанциям, но убийца сидел в тюрьме.
Правая дверца джипа распахнулась, и Шихан опустился на сиденье.
— Когда это ты начал раскатывать на такой тачке?
— После того как нас пересадили на сликбэки.
— А, да, совсем забыл.
— Ну, вам-то о таком дерьме беспокоиться не приходится.
— Верно. Так что случилось? Дело досталось не подарок, да?
— Ты прав. Как Маргарет, девочки?
— В порядке. Ну, что будем делать? Прокатимся и поболтаем или как?
— Не знаю. То ирландское заведение на Ван-Нуйс еще работает?
— Уже нет. Давай-ка сделаем вот что, поезжай по Окснард и потом направо. Там есть один тихий спорт-бар.
Босх кивнул и отъехал от тротуара.
— Как раз вспоминал тот случай с попугаем.
Шихан рассмеялся.
— Да, ловко получилось. Я слышал, тот парень никак не успокоится, дошел уже до Верховного суда. Послушай, это ж сколько уже лет прошло? Восемь? В любом случае мы свои денежки отработали, даже если его выпустят.
— А ему и дали восемь. Шесть убитых — восемь лет. По заслугам.
— Да, оставил шесть трупов.
— Могло бы быть и больше.
— Точно. Если бы не попугай. Ладно, ты ведь заехал в такую даль не для того, чтобы вспоминать старые времена?
— Нет, Фрэнки. Хочу спросить тебя насчет того дела, с девочкой Кинкейдов.
— Почему меня?
— А как ты думаешь? Ты же вел расследование.
— Все, что я знаю, есть в бумагах. Тебе их дадут без проблем. Ты же занимаешься Элайасом.
— Бумаги у меня. Но в них не всегда есть то, что надо.
Шихан указал на красную неоновую вывеску, и Босх повернул к стоянке прямо у входа в бар.
— Здесь почти всегда пусто. Даже по субботам. Уж и не знаю, как только эти парни еще держатся. Должно быть, торгуют потихоньку травкой или отмывают грязные деньги.
— Фрэнки, — сказал Босх. — Это останется между нами, но мне нужно знать об отпечатках. Не хочу терять время на отработку пустых версий. Пойми правильно, у меня нет оснований не верить тебе. Но я хочу знать, слышал ли ты что-то. Понимаешь?
Не говоря ни слова, Шихан вышел из «чероки» и направился к двери. Проводив приятеля взглядом, Босх повернул ключ и последовал за ним. Посетителей в этот час действительно не было. Шихан уже сидел за стойкой. Бармен наливал пиво. Босх сел на стул.
— Сделайте два.
Он вынул из бумажника и положил на стойку двадцатку. Шихан молчал и даже избегал смотреть на бывшего партнера.
Бармен поставил кружки на картонные кружочки с устаревшей на три месяца рекламой Суперкубка, взял двадцатку и отошел к кассе. Босх и Шихан одновременно подняли кружки и сделали по глотку.
— Все началось с О.Д. Симпсона.
— Что началось?
— Ты знаешь, о чем я. После него не осталось ничего постоянного, ничего, в чем можно быть уверенным, ничего, на что можно положиться. Ты можешь предъявить в зале суда любые улики, но все равно найдется кто-то, кто порвет твои доказательства в клочья, швырнет обрывки на пол да еще и помочится на них. Под сомнение ставится все. Под сомнение ставятся все. Даже копы. Даже напарникам нельзя доверять.
Босх отпил еще пива и лишь потом заговорил:
— Извини, Фрэнки. Повторяю, у меня нет причин сомневаться в тебе или в отпечатках. Но, разбираясь в документах Элайаса, мы обнаружили кое-что интересное. Похоже, он собирался доказать, кто убил девочку. И речь идет не о Харрисе. Кто-то...
— Кто?
— Не знаю. Я пытаюсь взглянуть на дело с его стороны. Если у него на мушке был кто-то другой, то как, черт возьми, пальцы Харриса могли попасть на ту книгу и...
— Элайас был мерзкий, вонючий сучара. Как только его положат в землю, я приду на его могилу и станцую джигу. А потом поссу на него и забуду навсегда. Скажу одно: жаль только, что в том вагоне с ним не было мудака Харриса. Гребаный убийца. Если бы их закопали вместе, вот был бы праздник.
Шихан поднял кружку и, отсалютовав неизвестному убийце адвоката, сделал добрый глоток. Босху казалось, что он чувствует исходящую от бывшего партнера ненависть.
— Значит, никто ничего не фальсифицировал и не подставлял Харриса. Значит, отпечатки чистые.
— Чище некуда. Комнату сразу же взяли под охрану. Пока я не приехал, туда никто не заходил. Я сам следил, чтобы все делалось строго по инструкции, — понимал, что мы имеем дело с семьей Кинкейдов. Старик не только автомобильный король, он еще и делает немалые взносы в фонды местных политиков. Так что никто и полшага в сторону не мог сделать. Отпечатки обнаружили на школьном учебнике географии: четыре пальца на одной стороне обложки и большой на другой. Качество — идеальное. Парень, похоже, потел, как свинья. Так что придраться не к чему.
Он допил пиво и, повернувшись к бармену, показал на пустую кружку.
— В этом гребаном городе уже не осталось, наверное, ни одного бара, где можно покурить.