— Спасибо, капитан. Мне пора.
— Ты же понимаешь, что сделать все равно ничего не сможешь.
Босх посмотрел на него.
— Что?
— Поздно. Дело закрыто. Все сказано. Город вот-вот вспыхнет, как щепка. Думаешь, парням с южных окраин не все равно, какой именно коп убил Элайаса? Да им наплевать. Что хотели, они уже получили. Частин, Шихан — не важно. Важно то, что это сделал человек с жетоном. А ты, если попытаешься поднять шум, только подкинешь дров в огонь. Представь, что будет, если ты выведешь Частина на чистую воду. Сколько грязи выльется на департамент, сколько людей лишатся работы. А ради чего? Так что подумай, Гарри. Всем на все наплевать.
Босх кивнул. Он понимал скрытое в словах капитана немудреное послание. Хочешь идти вперед, иди со всеми.
— Мне не наплевать.
— Считаешь, это веская причина?
— Ладно, тогда как быть с Частином?
Гарвуд затянулся, огонек высветил скривившиеся в усмешке губы.
— Думаю, рано или поздно он получит по заслугам.
Эти слова несли уже другое послание, и его Босх тоже понял.
— А как же Фрэнки Шихан?
— Тут ты прав. — Гарвуд согласно кивнул. — Фрэнки Шихан был моим парнем... но он мертв, а его семья здесь больше не живет.
Босх промолчал, но не потому, что его устраивал такой ответ. Шихан был его напарником и другом. Те, кто измазал грязью Шихана, измазали грязью и его самого.
— Знаешь, меня только одно беспокоит, — продолжал после паузы Гарвуд. — И раз уж ты был его другом, то, может быть, поможешь разобраться...
— Что? Что тебя беспокоит?
— Оружие, которым воспользовался Шихан. Он ведь не у тебя его взял?
— Нет, не у меня. По пути ко мне мы заезжали к нему. Фрэнки заходил домой. За одеждой и чем-то там еще. Наверное, тогда же и «беретту» прихватил. Похоже, фэбээровцы прошляпили.
Гарвуд кивнул.
— Слышал, ты сам ездил к его жене. Ее спрашивал? Ну, насчет...
— Спрашивал. Она ничего не знает, но это не...
— Серийный номер выжжен, — не дослушал его Гарвуд. — Ясно, что грязное.
— Да.
— Вот это меня и беспокоит. С Шиханом я работаю давно и знаю его неплохо. Никогда бы не подумал, что он может подобрать грязный ствол. Я порасспрашивал ребят, тех, кто бывал с ним в паре. Никто ничего не знает. Никто ничего не слышал. А ты, Гарри? Ты работал с ним больше всех. Шихан носил когда-нибудь запасной ствол?
И вот тогда оно пришло. Как удар в грудь. Удар, после которого замираешь и ждешь, пока все пройдет и ты сможешь медленно вдохнуть. Босх знал — Шихан никогда не взял бы грязный ствол, не стал бы подбирать брошенное преступником оружие. Он не опустился бы до этого. Но если ты не носишь с собой запасной револьвер, то зачем держать его дома? Какая от этого польза? Ответ был очевиден. И Босх увидел бы его, если бы хоть раз поставил правильный вопрос.
Теперь он вспомнил. Вспомнил, как ждал Шихана, сидя в машине у его дома. Вспомнил свет фар, мелькнувший в зеркале заднего вида. Вспомнил автомобиль, стоявший у тротуара. Частин. Он следил за ними. Для Частина живой Шихан был тем самым хвостом, потянув за который можно распустить все, что он долго и старательно вязал.
Он вспомнил, что соседка слышала три или четыре выстрела. То, что выглядело самоубийством пьяного копа, обретало черты расчетливого убийства.
— Гад!.. — прошептал Босх.
Гарвуд кивнул, как человек, успешно проведший другого по дороге, которую уже прошел сам.
— Теперь понимаешь, как оно все могло быть?
Босх подумал еще немного и кивнул:
— Да, теперь понимаю.
— Хорошо. Я позвоню. Спустишься вниз, в подвал. Дежурный даст тебе заглянуть в журнал. Вопросов никто задавать не станет. Убедишься окончательно.
Босх снова кивнул, потом открыл дверцу, вышел и, не сказав больше ни слова, побежал к своей машине. Он не знал, почему бежит. Спешить было некуда. И дождь больше не шел. Он только знал, что должен двигаться, должен бежать, чтобы не закричать.
Люди, собравшиеся на площади перед Паркер-центром, разделились на две группы. Одни стояли молча, держа в руках свечи. Другие, изображая похоронную процессию, медленно ходили взад-вперед с двумя черными картонными гробами, на одном из которых было написано «Правосудие», а на другом — «Надежда». Тут и там виднелись плакаты — «Правосудие для всех» и «Правосудие — для избранных — не правосудие». Вверху кружили два или три вертолета самых крупных каналов, а что касается наземных сил, то их представляли по меньшей мере шесть операторских групп. Время близилось к одиннадцати, и все они уже были готовы вести прямые репортажи из самой гущи событий.
Вход в здание прикрывала шеренга полицейских в форме и защитных шлемах. Мирные демонстрации могли в любой момент перерасти в боевые действия, направленные в первую очередь против управления полиции Лос-Анджелеса. Так случилось, например, в девяносто втором, когда разгоряченная толпа ринулась в центр города, круша все на своем пути. Босх предусмотрительно обошел демонстрантов и, держа жетон на виду, проскользнул в щель оборонительной линии.
Войдя в вестибюль, он кивнул дежурившим там четырем полицейским, миновал лифт и сбежал по ступенькам. Путь Босха лежал по длинному коридору в центр хранения вещественных доказательств. Пройдя до середины, он обратил внимание, что не встретил ни одной живой души с тех пор, как спустился вниз. Здание словно вымерло. По плану чрезвычайного положения все полицейские смены "А" должны быть на улицах.
Босх заглянул в забранное мелкой металлической сеткой окошко — лицо дежурного было ему не знакомо. За столиком сидел пожилой седоусый ветеран с цветущими от чрезмерного потребления джина щеками. Ломавшиеся на улицах старики нередко заканчивали службу в подвале. Увидев посетителя, дежурный поднялся и отставил стул.
— Ну, как там погодка? У меня-то здесь и окон нет.
— Погода? Местами облачно, не удивлюсь, если во второй половине дня грянет гром.
— Я так и понял. Таггинс со своей толпой еще на площади?
— Да.
— Идиоты. И что бы они только делали, если бы на улицах не было копов? Понравилось бы жить в джунглях?
— Проблема не в них. Они не против полиции. Им только не нужны полицейские-убийцы. Что же здесь плохого?
— Ну, я бы так сказал, что есть и такие, которые только пули и заслуживают.
Босх не нашелся что сказать. Да и какой смысл спорить с тем, кого уже не переубедишь? Он посмотрел на табличку с именем дежурного — Хауди [13] — и едва не рассмеялся. Копившиеся всю ночь напряжение и злость схлынули.