Семьдесят седьмая улица встретила непривычным затишьем. Перед входом в полицейскую академию стоял автобус, защищавший находившихся за ним людей от выстрелов из проносящихся мимо машин. Ни демонстрантов, ни копов Босх не заметил. Когда он остановился у тротуара, из-за автобуса вышел Частин в полной полицейской форме, с кобурой на ремне. Босх опустил стекло.
— Где ты был? Сам же сказал...
— Я знаю, что сказал. Залезай.
— Ну уж нет. Я никуда с тобой не поеду, пока ты не объяснишь, в чем дело. Не забывай, я здесь на дежурстве. Так какого черта тебе надо?
— Поговорить. О Шихане. О баллистической экспертизе. О деле Уилберта Доббса.
При упоминании об Уилберте Доббсе Частин сделал шаг назад, как будто его ударили в грудь.
— О чем разговаривать? Ты не хуже меня знаешь, что дело Шихана закрыто. Твой приятель мертв. И Элайас мертв. Все мертвы. Вот так. А теперь оглянись, протри глаза, посмотри, что творится в городе.
— И по чьей же вине?
Частин настороженно посмотрел на него, пытаясь понять, что нужно от него Босху.
— Ты несешь чушь. Возвращайся домой и проспись. Отдохни. Босх открыл дверцу и вышел из машины. Частин сделал еще шаг назад и положил руку на ремень возле кобуры. В том, что касается применения оружия, существуют как писаные, так и неписаные правила. Босх знал их все. Он понял, что ступил на опасную территорию.
Босх повернулся и толкнул дверцу. Взгляд Частина невольно сместился вслед за движением, и Босх моментально выхватил револьвер из плечевой кобуры. Прежде чем Частин успел что-то сделать, дуло уже смотрело ему в грудь.
— Ладно, сделаем по-твоему. Положи руки на крышу машины.
— Какого черта!..
— Положи руки на машину!
Частин поднял руки.
— Все, все... полегче, Босх, полегче.
Он шагнул к машине и положил ладони на крышу. Подойдя к Частину сзади, Босх прежде всего забрал револьвер и, отступив, положил его в свою кобуру.
— Думаю, обыскивать тебя не стоит. Запасной ведь ты подбросил Шихану, верно?
— Что? Понятия не имею, о чем ты.
— Неужели?
Держа правую руку на спине Частина, Босх снял у него с ремня наручники и застегнул их сначала на одном, потом на другом запястье. Потом затолкнул Частина в салон, на заднее сиденье, сел за руль, вынул из кобуры и убрал в кейс револьвер, повернул зеркало так, чтобы легко видеть пленника, и наконец щелкнул замком, запирая заднюю дверцу.
— Сиди так, чтобы я тебя видел. Понял?
— Да пошел ты! Кем ты себя возомнил, Босх? Куда мы поедем?
Босх включил мотор и, отъехав от участка, повернул на запад, в сторону Нормандии. Прошло минут пять, прежде чем он ответил на вопрос Частина.
— Поедем в Паркер-центр. Там ты расскажешь мне, как убил Элайаса, Каталину Перес... и Фрэнки Шихана.
Он почувствовал, как поднимается, подступает к горлу тяжелая, горькая волна злобы и ненависти. Он вспомнил Гарвуда, его невысказанное пожелание. Сейчас Босх хотел того же: справедливости, того, что называется уличным правосудием.
— Отлично, поезжай, — усмехнулся Частин. — Только у тебя не в порядке с головой, Босх. Дерьмо вместо мозгов. Слышишь? Дело закрыто. Все. Конец истории. Живи дальше и не оглядывайся.
Вместо ответа Босх напомнил ему о праве молчать и не свидетельствовать против себя.
— Ты все понял?
— Пошел ты!
Босх сбросил газ и посмотрел в зеркало.
— Хорошо, что ты коп. Ни один судья не скажет, что ты не знал о своих правах.
Частин промолчал.
— Ты стучал Элайасу. Все эти годы ты работал на него, поставлял емулюбую информацию. Ты...
— Ошибаешься.
— Ты продал департамент. Ты предал своих. Ты подонок, Частин. Это ведь так называется? Вспомни собственные слова. Ты дерьмо, стукач...
Впереди показались полицейские баррикады. Ярдах в двухстах за ними мелькали голубые вспышки и прыгало оранжевое пламя.
Они приближались к тому самому месту, где толпа напала на патрульных и подожгла пожарную машину.
Не доезжая до блокпоста, Босх свернул вправо и поехал дальше уже медленнее. Он никогда не работал в южной части города и плохо представлял себе географию этого района, но понимал, что если не хочет заблудиться, то должен стараться держаться поближе к Нормандии.
У одного из перекрестков Босх снова посмотрел в зеркало.
— Хочешь поговорить, Частин?
— Нам не о чем разговаривать. Имей в виду, сегодня ты последний день носишь жетон, так что запомни его получше. То, что ты делаешь, чистое самоубийство. Лучше бы ты просто застрелился. Как твой дружок Шихан. Ты покойник, Босх.
Босх вдавил в пол педаль газа, и машина, дернувшись, остановилась. Он вытащил свой револьвер, повернулся и направил дуло в лицо Частину.
— Что ты сказал? Повтори.
Наверное, только теперь Частин испугался по-настоящему.
— Ничего, Босх, ничего. Поехали. Поехали в Паркер и там поговорим.
Босх медленно опустился на сиденье и снял ногу с педали. Через три или четыре квартала он снова повернул на север, надеясь, что опасный перекресток остался позади.
— Я только что оттуда. Спускался в подвал.
Частин молчал. Выражение его лица нисколько не изменилось.
— Я заглянул в коробку с вещдоками по делу Уилберта Доббса. И посмотрел журнал. Ты взял из коробки три пули от табельного оружия Шихана. Той самой «девятки», из которой он пять лет назад застрелил Доббса. Ты отнес их баллистикам и сказал, что их нашли в теле Элайаса. Ты подставил Шихана.
Он взглянул в зеркало. На сей раз удар пришелся в цель — Частин выглядел как человек, которого только что огрели кирпичом. Его оставалось только прикончить.
— Ты убил Элайаса, — негромко продолжал Босх, переводя глаза на дорогу. — Он собирался вызвать тебя в суд и заставить отвечать на вопросы. Ты ведь рассказал ему о своем расследовании, верно? Об окровавленном карандаше? Думаю, ему жаль было терять такой источник, но дело было важнее. Элайас сделал на него большую ставку. Он собирался подняться на самый верх и ради победы был готов принести тебя в жертву. Ты не выдержал. А может, решил все хладнокровно. Так или иначе, но в пятницу вечером ты проследил за ним до Энджелс-Флайт. Подождал, пока он вошел в вагон, и застрелил. И потом ты вдруг увидел женщину. Представляю, каким сюрпризом это для тебя стало, ведь вагон должен был быть пустым. Ты застрелил и ее. Каталину Перес. Ну, Частин, как у меня получается? Я все правильно рассказываю?
Частин молчал.