– Почему? Объясни, почему?
– Ты говоришь точь-в-точь как Ирвинг. Объясни да объясни… Это же очевидно! Ну ладно, слушай. Все это выглядит довольно странно по двум причинам. Значительное мозговое кровоизлияние в случае мгновенной смерти, когда мозг отделяется от тела за доли секунды, необычно само по себе. Впрочем, об этом можно спорить, и эту честь я оставляю Ирвингу. Но вот другая причина… Тут уж не поспоришь. Короче, подобное кровотечение однозначно указывает на травму, полученную в результате контрудара. Лично я в этом ничуть не сомневаюсь.
Гарри постарался припомнить все сведения из области анатомии и физиологии, полученные им за десять лет полицейской службы, поскольку он частенько присутствовал при вскрытиях. Травмой в результате контрудара называлось повреждение мозга в точке, противоположной месту удара. При ударе по голове мозг, представляющий собой студнеобразную коллоидную структуру, заполняющую череп, по инерции врезался в противоположную стенку черепа, поэтому сильный удар, например, слева, больше всего вредил правой половине мозга. В случае с Муром повреждение, описанное Терезой, означало только одно: перед смертью Кэл получил сильный удар по затылку. Выстрел в лицо не мог привести к ревертивному повреждению лобных долей.
– А не может быть так, что… – Гарри умолк на полуслове. Он вдруг забыл, о чем собирался спросить. Ему страстно хотелось курить, и он достал новую пачку. – Что же случилось? – спросил он, открывая сигареты.
– Когда я стала объяснять, что именно обнаружила, Ирвинг напрягся и начал спрашивать, уверена ли я, можно ли считать это доказанным на сто процентов, не слишком ли мы торопимся и так далее и так далее… И все мне сразу стало ясно. Ну не хотел он, чтобы этот случай вдруг оказался чем-то другим! Не самоубийством. Как только я высказала свои сомнения, Ирвинг пробормотал, что не надо, дескать, забегать вперед и спешить с выводами. Необходимо двигаться медленно – семь раз отмерить, а потом… еще семь раз. По его словам выходило, что управление слишком взбудоражат наши открытия, поэтому следствие должно продвигаться медленно, корректно, скрупулезно. Это его подлинные слова. Вот ведь жопа!..
– Не буди лихо, пока спит тихо, – вставил Босх.
– Вот именно. Поэтому я спокойненько заявила им, что не могу подтвердить версию о самоубийстве. А потом… потом они убедили меня, что считать убийство Мура доказанным тоже нет достаточных оснований. Вот почему объявили, что результаты вскрытия не вполне определенные. Этакий компромисс. Пока… Из-за этого я и чувствую себя так, словно в чем-то виновата. Точнее, из-за этих подонков.
– Они намерены спустить дело на тормозах, – сказал Босх.
На самом деле он понимал далеко не все. Нежелание замечать новый поворот дела объяснялось, возможно, расследованием, проводимым ОВР. Ирвинг наверняка смекнул: во что бы ни ввязался Мур, это – так ли, эдак ли – убило его, и, естественно, не спешил открывать коробочку, не зная, что внутри. Может, ему никогда и не хотелось этого знать. Зато теперь Босху стало ясно, что отныне он вправе действовать на свой страх и риск. Любые найденные им улики, любые сведения, попади они к Ирвингу или к ОВР, исчезнут, будто их никогда не было, и потому если Босху охота разбираться в этом деле, то на поддержку рассчитывать нечего.
– Они знают, что Мур работал над чем-то для тебя? – спросила Тереза.
– Теперь уже, наверное, знают, но когда были с тобой на вскрытии – еще не знали. Впрочем, никакой разницы, наверное, нет.
– А дело твоего «Хуана»? Ведь это Мур нашел тело.
– Не знаю, известно ли им что-нибудь об этом.
Тереза долго молчала, потом встала и подошла к Босху. Прильнув к нему, она поцеловала его в губы и прошептала:
– Давай на время забудем обо всем этом…
После этого они занимались любовью, и Босх полностью подчинился Терезе, позволив ей руководить им, использовать его тело так, как ей больше нравилось. Они бывали вместе довольно часто, знали пристрастия и привычки друг друга, поэтому и чувствовали себя так хорошо вдвоем. Ни любопытства, ни смущения для них давно уже не существовало. В конце концов Тереза утвердилась на нем, тогда как Гарри полулежал, облокотившись спиной на подушки. Голова ее откинулась назад, а короткие ногти безболезненно впивались в его грудь. За весь этот час Тереза не издала ни звука.
Босх поднял взгляд и увидел в полутьме серебряный отблеск ее серег. Протянув руки, он коснулся этих изящных колечек, потом его ладони скользнули вниз по шее, плечам и груди Терезы. Под его пальцами кожа Терезы становилась теплой и влажной, а ее медленные методичные движения уводили Гарри все дальше и дальше в блаженную пустоту, куда не могли последовать за ними никакие тревоги.
Когда они отдыхали, Босха внезапно охватило острое чувство вины. Голова Терезы все еще лежала у него на груди, а он думал о Сильвии Мур – о женщине, с которой впервые встретился только вчера вечером. Каким образом ей удалось вторгнуться в его мысли, особенно сейчас? И все же Босх вспоминал о ней, недоумевая, откуда взялось это ощущение неловкости и стыда. Может, оно пришло к нему из будущего?
Вдруг Босху показалось, что он услышал высокий короткий лай койота, донесшийся очень издалека, откуда-то с задней стороны дома. Тереза тоже приподняла голову и прислушалась. Теперь они уже оба услышали одинокий и тоскливый вой зверя.
– Тимидо, – одними губами произнесла Тереза.
Гарри ощутил еще один острый укол совести, но на этот раз он думал о Терезе. Неужели он обманул ее и вынудил рассказать обо всем? Он сомневался в этом. Скорее всего Гарри ощущал вину за то, что ему только предстояло сделать. Ведь как ни крути, он уже сейчас знал, как поступит с полученными от Терезы сведениями.
Тереза как будто догадалась, что его мысли блуждают далеко от нее. Должно быть, Босха выдал едва заметный сбой сердечного ритма или чуть ощутимое напряжение мышц.
– Ничего, – сказала она.
– Что?
– Ты спрашивал, что я буду делать. Ничего. Не хочу больше участвовать в этих грязных делишках. Если они намерены похоронить это дело – пускай хоронят.
Тут Босх понял, что из Терезы выйдет прекрасный босс лаборатории судебно-медицинской экспертизы округа Лос-Анджелес, и совершенно неожиданно для себя отстранился от нее. Тереза скатилась с него и села на краю кровати, глядя на показавшуюся в окне убывающую луну. Снова коротко провыл койот, и Босху почудилось, что где-то вдали на зов Тимидо откликнулась собака.
– Ты такой же, как он? – спросила Тереза.
– Как кто?
– Как Тимидо. Одинокий койот в темном ночном мире.
– Иногда. Каждому иногда бывает одиноко и грустно.
– Но тебе это нравится, да?
– Не всегда.
– Не всегда…
Прежде чем что-нибудь сказать, Босх обдумывал свою следующую реплику. Одно неверно выбранное слово, и Тереза уйдет.