Когда они поели, Джасмин сама оплатила счет, а Босх оставил на столе чаевые. День они провели в странствиях, раскатывая по дорогам в «фольксвагене» Джасмин с опущенным верхом. Она показала ему окрестности Тампы, начиная с Ибор-Сити и кончая Сент-Питерсбергом. За это время они сожгли полный бак бензина и выкурили две пачки сигарет. Когда день начал клониться к вечеру, они заехали в местечко под названием Индианс-Рокс-Бич, чтобы полюбоваться закатом над просторами залива.
– Я бывала во многих местах, – сказала Джасмин, – но лучше здешнего предвечернего света ничего не видела.
– А ты была когда-нибудь в Калифорнии? – спросил Босх.
– Пока не приходилось.
– Там закат иногда напоминает вулканическую лаву, изливающуюся на город.
– Должно быть, это очень красиво...
– Не то слово. Глядя на такое, о многом забываешь... Это, кстати сказать, одно из достоинств Лос-Анджелеса. Город во многом довольно мерзкий, но у него есть и прекрасные качества.
– Я тебя понимаю.
– Меня мучает один вопрос...
– Ты опять за свое? Ну, спрашивай.
– Если ты, как я понимаю, никому своих работ не показываешь, то чем же зарабатываешь себе на жизнь?
Интересное дело – Босх думал об этом весь день, но лишь когда тот пошел на убыль, отважился полюбопытствовать.
– Кое-что мне оставил отец. Он и раньше давал мне деньги. Немного, правда, но мне хватало. Зато я могу работать над картинами сколько нужно и не идти на компромиссы. Возможно, в один прекрасный день я их и выставлю. Когда мне не будет за них стыдно. Это по крайней мере честно.
За расплывчатым ответом скрывалось стойкое нежелание этой женщины демонстрировать миру свои работы, а по существу – самое себя. Но Босх решил больше не затрагивать эту тему. Однако теперь настала очередь Джасмин.
– Ты настолько коп, что без расспросов и дня прожить не можешь?
– Если я не на службе, то задаю вопросы только тем людям, которые мне небезразличны.
Она быстро чмокнула его в щеку и вернулась к машине.
Заехав к ней домой, чтобы переодеться, они отправились обедать в лучший ресторан Тампы с довольно внушительным списком вин. Интерьер ресторана был выдержан в стиле рококо, характерной чертой которого, по мнению дизайнера, являлись массивная, темного дерева, мебель с позолотой, тяжелые бархатные шторы, классические статуи и картины с античными сюжетами.
Босх подумал, что Джасмин должна была привезти его именно в такой ресторан. Когда они сели за столик, Джаз заметила, что, хотя здесь большой выбор мясных блюд, ресторан принадлежит вегетарианцу.
– А я-то думал, что такое бывает только в Калифорнии.
Она улыбнулась и некоторое время хранила молчание, что позволило Босху вернуться мыслями к его делу. За весь день он ни разу о нем не вспомнил и теперь испытывал чувство вины. Ему казалось, будто он отодвинул мать в сторону, чтобы она не мешала ему предаваться радостям бытия. Чуткая Джасмин быстро поняла, что он в очередной раз за что-то себя корит и терзается сомнениями.
– Можешь остаться еще на день? – сочувственно спросила она.
– Не могу. Должен лететь. Но я вернусь. Как только мне представится такая возможность.
Босх расплатился за обед кредитной картой, которая почти исчерпала свои возможности, и вслед за Джасмин направился к выходу. Сев в «фольксваген», они вернулись в ее квартиру и, подгоняемые предстоящей разлукой, сразу легли в постель и занялись любовью.
Интимное общение с Джасмин доставляло Босху огромное удовольствие. Ему хотелось, чтобы их близость никогда не кончалась. Он и прежде влюблялся в женщин с первого взгляда, но никогда еще чувство к почти незнакомой женщине не было столь сильным и всепоглощающим. Босх подозревал, что в немалой степени этому способствовала окутывавшая ее тайна. Это был тот самый крючок, на который она неосознанно его подцепила. Джаз казалась Босху чрезвычайно загадочной, и хотя они достигли, казалось бы, всех мыслимых пределов сближения, в ней оставалось еще много непознанного, необъяснимого.
Потом, когда они лежали рядом и нежно поглаживали друг друга в благодарность за доставленное наслаждение, настал миг откровений.
– Знаешь, Гарри, у меня в жизни было не так уж много мужчин.
Босх промолчал, не зная, как реагировать на подобное признание. С некоторых пор интимное прошлое знакомых женщин интересовало его только в медицинском аспекте.
– А у тебя? – последовал вопрос.
Он не смог удержаться от искушения.
– У меня тоже было не так уж много мужчин. Если разобраться, их у меня вообще не было.
Джаз ущипнула его за плечо:
– Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду.
– О'кей. У меня было мало женщин. Даже, я бы сказал, до обидного мало.
– Когда я начинала встречаться с мужчинами, у меня возникало чувство, что они требуют от меня невозможного. Я не знала, чего они все от меня хотели, но знала точно, что этого я им дать не могу. Когда мной овладевало подобное чувство, я или сразу уходила от мужчины, или, наоборот, оставалась с ним слишком долго.
Босх приподнялся на локте и посмотрел на нее.
– Иногда я думаю, что знаю посторонних людей даже лучше, чем себя самого. На своей работе я многое узнал о людях. Подчас мне даже казалось, что у меня нет собственной жизни и интересов, а есть только жизнь и интересы чужих людей... Должно быть, я несу ахинею, поскольку и сам не до конца понимаю, о чем сейчас говорю.
– Все ты отлично понимаешь. И я тебя понимаю. Возможно, так происходит со всеми людьми.
– Насчет всех не скажу. По-моему, ты преувеличиваешь.
В комнате повисло молчание. Босх наклонился к Джасмин, поцеловал ее в грудь и, захватив губами сосок, нежно коснулся его языком. Джасмин обхватила его голову руками и прижала к своей груди. Он чувствовал исходивший от ее кожи запах жасмина.
– Скажи, Гарри, ты когда-нибудь использовал свой пистолет по назначению?
Он поднял голову и с удивлением на нее посмотрел. Этот вопрос как-то не вязался с предыдущим разговором. Но, несмотря на темноту, он видел, как напряженно она на него смотрит, дожидаясь ответа.
– Приходилось.
– И ты кого-то убил. – Это было утверждение.
– Да.
Она молчала.
– В чем дело, Джаз? Что случилось?
– Ничего. Я лишь хотела узнать, что ты чувствовал в тот момент.
– Душевную боль – вот что. Даже когда у меня не было выбора и оставалось только одно – стрелять на поражение.
Она, похоже, узнала от него то, что хотела, и замолчала. Босх почувствовал себя не в своей тарелке. Он не понимал, зачем она задала ему эти вопросы. Быть может, это какой-нибудь тест? Откинувшись на подушки, он ждал, когда придет сон, но поселившееся в груди странное беспокойство мешало забыться. Джасмин повернулась к нему и обняла за шею.