– Почему? Во всём виноват Наполеон. У нас было тогда шесть тысяч акров, а после твоего прадеда осталось только тысяча сто.
– И те большей частью под лесом.
– Да, чтобы стрелять вальдшнепов. Успеет процесс попасть в вечерние газеты?
– Разумеется. Джерри – человек на виду.
– Надеюсь, туалета Клер не коснутся. Понравились тебе присяжные?
Динни пожала плечами:
– Я не умею читать чужие мысли по лицам.
– Это всё равно как щупать нос у собаки: тебе кажется, что он горячий, а на самом деле она здорова. А что с молодым человеком?
– Он – единственный, кого мне по-настоящему жаль.
– Да, – согласилась леди Монт. – Каждый мужчина прелюбодействует, но в своём сердце, а не в автомобилях.
– Людям важно не то, что есть, а то, что кажется, тётя Эм.
– По мнению Лоренса, косвенные улики доказывают, что совершилось то, чего на самом деле никто не совершал. Он полагает, что так даже лучше: все равно Клер сочтут виновной в том, в чём она не виновата. Разве это справедливо, Динни?
– Нет, тётя.
– Ну, мне пора домой, к твоей матери. Она ничего не ест, только сидит, читает и все больше бледнеет. А Кон забыл даже про свой клуб. Флёр собирается увезти их и нас на своей машине в Монте-Карло, когда всё кончится. Она говорит, что нам будет там очень хорошо и что Ригз умеет держаться правой стороны, если не забывает об этом.
Динни покачала головой:
– Лучше всего у себя в норе, тётя.
– Не люблю ползать, – изрекла леди Монт. – Поцелуй меня и поскорей выходи замуж.
Когда тётка выплыла из комнаты, Динни отошла к окну и стала смотреть на сквер.
Это становится у них навязчивой идеей! Все – тётя Эм, дядя Эдриен, её отец, мать. Флёр, даже Клер – жаждут выдать её за Дорнфорда, и поскорее!
Им-то какое дело? Откуда в них инстинктивное стремление толкать людей в объятия друг друга? Раз ей нечего делать в жизни сейчас, брак ничего не изменит. Зачем он ей? "Дабы множить потомство своё", – вспомнилась ей заповедь прошлого. Жизнь должна продолжаться. Но для чего? В наши дни её никто не называет иначе как адом. А впереди – тоже ничего, кроме "прекрасного нового мира".
"Или католицизма, – мысленно добавила она. – Но я не верю ни в тот, ни в другой".
Она распахнула окно и облокотилась на подоконник. Вокруг девушки, жужжа, заметалась муха. Динни отогнала её, но та сейчас же вернулась. Мухи! У них тоже есть своё назначение в жизни. Но какое? Они если уж существуют, так существуют; если умирают, так умирают, но никогда не живут наполовину. Она снова отогнала муху, которая на этот раз не вернулась.
За спиной Динни раздался голос Флёр:
– Вы тут не простудитесь, дорогая? Ну и весна! Впрочем, я повторяю то же самое из мая в май. Пойдём выпьем чаю. Клер сидит в ванне с чашкой в одной руке и сигаретой в другой. Выглядит совершенно прелестно. Надеюсь, завтра всё кончится.
– Ваш троюродный брат уверяет, что да.
– Он придёт к обеду. К счастью, его супруга в Дройтиче.
– Почему "к счастью"?
– Ну, знаете, это такая дама!.. Если ему понадобится поговорить с
Клер, я отведу его к ней: она к тому времени уже вылезет из ванны. Впрочем, вы её вполне можете заменить. Как вы думаете, Клер будет хорошо держаться во время допроса?
– Разве это кому-нибудь удаётся?
– Мой отец уверял меня, что я держалась хорошо, но он был лицеприятен. Да ведь и вас хвалил следственный судья, который вёл дело Ферза, верно?
– Тогда не было перекрёстного допроса. Флёр. А Клер к тому же нетерпелива.
– Посоветуйте ей поднимать брови и считать до пяти перед каждым ответом. Это выведет Броу из себя.
– У него такой голос, что с ума сойти можно, – сказала Динни. – А паузы он делает такие, словно у него впереди целый свободный день.
– Обычный приём. Вся эта церемония сильно смахивает на инквизицию. Как вы находите защитника Клер?
– Будь я на другой стороне, я его возненавидела бы.
– Значит, хорош. Ну, Динни, какая же мораль вытекает из всей этой истории?
– Не выходи замуж.
– Несколько смелый вывод: мы ещё не научились выращивать детей в бутылках. Вам не приходило в голову, что основа цивилизации – инстинкт материнства?
– А я думала – земледелие.
– Под цивилизацией я разумею всё, что не сводится к применению голой силы.
Динни посмотрела на свою циничную и порой чуточку болтливую родственницу. Та выглядела такой уравновешенной, нарядной и тщательно отманикюренной, что девушке стало стыдно. Неожиданно Флёр объявила:
– Вы – милая.
Обед, который Клер подали в постель и за которым не было посторонних, кроме "очень молодого" Роджера, прошёл в высшей степени оживлённо. Адвокат очень занятно рассказывал о том, как его семья реагировала на повышение налогов. Его дядя Томас Форсайт поселился на Джерси, но с возмущением покинул остров, как только там пошли разговоры о местном налоге. Он написал об этом в «Тайме» под псевдонимом "Индивидуалист", реализовал все свои ценности и поместил деньги в бумаги, не подлежащие обложению, но зато дающие гораздо меньший доход, чем те, которые ему подлежат. На последних выборах он голосовал за национальное правительство, но как только оно опубликовало новый бюджет, стал думать, какой партии он отдаст свой голос на следующих выборах. Сейчас он живёт в Борнмауте
– Он замечательно сохранился, – заключил "очень молодой" Роджер. Флёр, вы имели дело с пчёлами?
– Да, я однажды села на пчелу.
– А вы, мисс Черрел?
– Мы их разводим.
– Занялись бы вы пчеловодством на моём месте?
– А где вы живёте?
– Сразу за Хетфилдом. Там кругом большие посевы клевера. Теоретически пчелы меня привлекают: они живут цветами и клевером с чужих участков; когда вы находите рой, вы можете его присвоить. А в чём минусы пчеловодства?
– Если пчелы роятся на чужом участке, вы их теряете в девяти случаях из десяти. Кроме того, всю зиму их нужно кормить. Наконец они требуют времени, ухода и жалят вас.
– Последнее не страшно: заниматься ими пришлось бы моей жене, – отозвался "очень молодой" Роджер, подмигнув одним глазом. – У неё ревматизм, а я слышал, что пчелиный яд – самое лучшее лекарство.
– Сперва нужно проверить, будут ли они её кусать, – заметила Динни. Пчёл не заставишь жалить тех, кого они любят.
– Ну, в крайнем случае на них можно садиться, – бросила Флёр.
– Нет, серьёзно, – настаивал "очень молодой" Роджер. – Полдюжины укусов не повредили бы ей, бедняжке.