– Да.
– И вы никогда не встречались с мистером Крумом? Несколько странно, правда?
– Нисколько. Мистер Крум жил на плантации.
– Но он как будто играет в поло?
– Да.
– А вы любите лошадей и вообще интересуетесь конным спортом?
– Да.
– И вы никогда не встречались с мистером Крумом?
– Я уже сказала, что нет. Спрашивайте об этом хоть до утра, – ответ будет тот же.
Динни затаила дыхание. Перед ней, как моментальный снимок, возник образ из прошлого: Клер девочкой отвечает на вопрос об Оливере Кромвеле.
Неторопливый низкий голос продолжал:
– Вы не пропускали ни одного состязания в поло, не правда ли?
– Когда могла, не пропускала.
– А не случалось ли вам однажды принимать у себя игроков в поло?
Динни увидела, как сдвинулись брови Клер.
– Да, принимала.
– Когда это было?
– По-моему, в июне прошлого года.
– Мистер Крум тоже участвовал в состязании, не так ли?
– Даже если это так, я его не заметила.
– Принимали у себя дома и не заметили?
– Да, не заметила.
– Очевидно, так принято у дам, живущих в Канди открытым домом?
– Я помню, что было очень много народу.
– Вот программа этих состязаний, леди Корвен. Взгляните, – быть может, она освежит ваши воспоминания.
– Я прекрасно помню эти состязания.
– Но не запомнили мистера Крума – ни на поле, ни у себя дома?
– Нет, не запомнила. Я болела за местную кандийскую команду, а потом ко мне явилось слишком много народу. Если бы я его помнила, я сразу же сказала бы об этом.
Пауза, наступившая перед новым вопросом, показалась Динни бесконечной.
– Я продолжаю настаивать на том, что вы уже были знакомы, когда встретились на пароходе.
– Настаивайте на чём угодно, но мы были незнакомы.
– Предположим.
Динни уловила шёпот отца: "Чтоб ему пусто…" – и коснулась его локтя своим.
– Вы слышали показания стюардессы? Это был единственный случай посещения соответчиком вашей каюты?
– Единственный, когда он пробыл в ней больше минуты.
– Ага, значит, он заходил ещё?
– Раз или два, чтобы взять или вернуть книгу.
– А в данном случае он зашёл и просидел у вас… Сколько именно? Полчаса?
– Минут двадцать.
– Двадцать минут… Чем же вы занимались?
– Я показывала ему фотографии.
– Вот как! А почему же не на палубе?
– Не знаю.
– Вам не приходило в голову, что это нескромно?
– Я об этом просто не думала. У меня была с собой куча фотографий любительские снимки и карточки моих родных.
– Но ни одной, которой вы не могли бы показать ему в салоне или на палубе?
– По-моему, нет.
– Вы, видимо, полагали, что его визит останется незамеченным?
– Я уже сказала, что не думала об этом.
– Кто из вас предложил зайти к вам в каюту?
– Я.
– Вы знали, что находитесь в двусмысленном положении?
– Да, но это знала только я, а не посторонние.
– Вы же могли показать ему эти фотографии где угодно. Не находите ли вы, оглядываясь теперь назад, что совершили несколько необычный и весьма компрометирующий вас шаг, причём без всякой к тому необходимости?
– Показать их, не вынося из каюты, было проще всего. К тому же это были мои личные фотографии.
– И вы утверждаете, леди Корвен, что за эти двадцать минут между вами ничего не произошло?
– Расставаясь, он поцеловал мне руку.
– Это тоже важно, но это не ответ на мой вопрос.
– Не произошло ничего, о чём вы хотели бы услышать.
– Как вы были одеты?
– К сожалению, должна уведомить вас, что я была совершенно одета.
– Милорд, я вынужден просить, чтобы меня оградили от таких саркастических выпадов.
Динни восхитило спокойствие, с которым судья бросил:
– Отвечайте, пожалуйста, только по существу вопроса.
– Хорошо, милорд.
Клер вышла из тени, отбрасываемой балдахином, и, встав у самой решётки, взялась за неё руками; на щеках её выступили красные пятна.
– Я предполагаю, что вы стали любовниками ещё до конца плавания.
– Нет, не стали – ни тогда, ни потом.
– Когда вы снова увиделись с соответчиком после высадки?
– Примерно неделю спустя.
– Где?
– Около поместья моих родителей в Кондафорде.
– При каких обстоятельствах?
– Я ехала в автомобиле.
– Одна?
– Да. Я возвращалась домой к чаю после предвыборной агитационной поездки.
– А соответчик?
– Он тоже ехал в автомобиле.
– То есть сразу вскочил в него?
– Милорд, прошу оградить меня от саркастических выпадов.
Динни услышала смешки в зале; затем голос судьи, опять, казалось, ни к кому не обращённый, произнёс:
– Как аукнется, так откликнется, мистер Броу.
Смешки усилились. Динни не удержалась и украдкой глянула на Броу. Приятное лицо адвоката стало неповторимо бордового цвета. Рядом с девушкой "очень молодой" Роджер всем своим видом выражал удовольствие и некоторую озабоченность.
– Каким образом соответчик оказался на просёлочной дороге в пятидесяти милях от Лондона?
– Он приехал повидать меня.
– Вы это признаете?
– Он сам так сказал.
– Не можете ли вы точно повторить слова, которые он при этом употребил?
– Не могу, но помню, что он спросил, нельзя ли ему поцеловать меня.
– И вы ему разрешили?
– Да. Я высунулась из автомобиля, он поцеловал меня в щёку, сел в свою машину и уехал.
– И тем не менее вы утверждаете, что не полюбили друг друга ещё на пароходе?
– В вашем смысле слова – нет. Но я не отрицаю, что он меня, любит. По крайней мере он мне так говорил.
– А вы утверждаете, что не любите его?
– Боюсь, что не люблю.
– Но поцеловать себя вы всё-таки позволили?