— Понимаю, — Волков отвернулся и тихо добавил:
— Я все понимаю. Но документов у него с собой не было. Двое моих людей сидят в Праге и живут в том самом номере отеля, где жил Валентинов. Они даже паркет разбирали. Весь номер простучали. По сантиметру. Я им даже аппаратуру послал в Прагу. И ничего они не нашли. Никаких бумаг в номере нет.
— У него наверняка была своя агентура в Праге — уставшим голосом заметил генерал, — постарайтесь выйти на его людей. Может, удастся найти хоть какие-нибудь концы. В любом случае эти документы должны попасть к вам раньше, чем они попадут в Москву. Только тогда ты можешь спокойно хамить своим генералам. Только в этом случае, Волков. И пить твое любимое виски. Ты ведь уже нашу водку не пьешь, тебе нужно шотландское дымчатое. Совсем загордился, полковник, решил, что бардак в стране — и ты на коне. Забыл, как все в жизни меняется. И если ты документы не найдешь, то… сам понимаешь… При всех других вариантах тебя ждет пуля в затылок в лагерях Нижнего Тагила. [4] Устраивает тебя такая перспектива?
Вместо ответа Волков коротко выругался и, снова поднявшись, налил себе уже гораздо большую порцию виски, выпил одним залпом и только потом сказал:
— Найду я эти чертовы документы. Из-под земли достану, но найду.
— Правильно. И очень быстро, иначе КГБ сумеет просчитать, кто был заинтересован в убийстве резидента Валентинова. Теперь давай о главном — через три дня получишь новый конверт. Обговори другой банк, в который они должны перевести деньги. На этот раз это будет люксембургский банк. Я дам тебе точные реквизиты. И объясни, что мы будем каждый раз менять банк, куда они будут переводить деньги. Ты меня понимаешь?
— Они говорят, что им удобнее в немецкий банк.
— Это им так удобнее, — заметил Сизов, — а нам нет. Поэтому пусть выполняют все условия по нашим договоренностям. Понял?
— Да.
— Теперь можешь идти. Машина у тебя внизу?
— Конечно.
— Мог бы приехать и на такси.
— В такую погоду? — изумился Волков. — На улице собачий холод. Где я найду ночью такси? Да и потом — таксисты с Западной стороны не любят ездить в Восточную зону. Они еще плохо ориентируются и боятся сюда ездить.
— Хотя бы поменяй машину, — посоветовал генерал, — и будь осторожен.
Какой номер на твоем «БМВ», прежний?
— Ну конечно.
— Увидимся через два дня. До свидания. Волков кивнул и вышел, захватив свое пальто и шляпу. Закрыл за собой дверь. Вызвал лифт. Уже в подъезде надел пальто, шляпу и, подняв воротник, поспешил к машине.
Сизов увидел мелькнувшую фигуру из окна квартиры. Заметив, что машина отъехала, он подошел к телефону. Немного подумал и, подняв трубку, набрал номер.
— Это я, — сказал он, — действуйте как договорились. Номер его автомобиля прежний.
— Вас понял, — услышал он ответ и сразу положил трубку.
«Так надежнее», — подумал генерал. Пусть хоть немного понаблюдают.
Может, это он сам проболтался. Или, еще хуже, работает на несколько хозяев.
Нужно будет звонить в Москву, доложить, что первые поступления уже прошли. А эти армейские генералы думают, что он старается ради них. При этой мысли Сизов улыбнулся. «Действительно смешно», — подумал он.
В этот день было обычное совещание у председателя КГБ. Докладывали руководители главных управлений и отделов. Больше обсуждали положение на Ближнем Востоке и в Кувейте. После того как все вышли, Крючков попросил задержаться Шебаршина.
— Какие-нибудь новые данные по убийству Валентинова у вас уже появились? — осведомился своим бесцветным голосом Крючков.
Это было в его правилах. Он никогда и ничего не спрашивал при посторонних людях, даже если эти посторонние были его заместителями, с которыми он работал много лет. Годы, проведенные в ЦК КПСС и КГБ СССР, научили его сдержанности. По натуре замкнутый человек, Крючков был фанатично предан работе и часто перестраховывался в ситуациях, когда можно было несколько рискнуть. Что касается секретности, то это был, по его глубокому убеждению, основной показатель профессионализма. Именно поэтому он задал вопрос лишь после того, как остался вдвоем с Шебаршиным.
— Ничего нет, — вздохнул генерал, — я думал подключить к этому расследованию Дроздова.
Это был один из руководителей управления, осуществлявшего активные действия за рубежом. Дроздов особо отличился в Афганистане, и теперь его управление структурно входило в Первое главное управление КГБ СССР.
— Да, — подумав, ответил Крючков, — это будет правильно. Обычными методами мы ничего не добьемся. Это такой позор. Убивают нашего резидента, о котором знали лишь несколько человек.
— У нас есть факты, указывающие, что ему удалось достать доказательства коррупции в Западной группе войск, — ответил Шебаршин, — возможно, его смерть как-то связана с этим.
— Это не наше дело, — нахмурился Крючков, пусть этим другие занимаются. Мы должны предполагать самое худшее.
Глубоко порядочный и честный человек, Владимир Крючков не любил, когда при нем даже говорили о возможности коррупции. По его глубокому убеждению, любой потенциальный взяточник был немного ненормальным человеком.
Справедливости ради стоит отметить, что к началу девяностых КГБ оставалось практически единственной структурой, не подверженной массовой коррупции. Все остальные организации, в том числе партийные и государственные органы, милиция, прокуратура, суд, давно и массово были коррумпированы. Метастазы коррупции уже поразили КГБ, когда взятки стали брать в центральных аппаратах республик Средней Азии и Закавказья. Крючков был беспощаден по отношению к подобным провинившимся сотрудникам. Но сейчас он не хотел и не мог предполагать, что убийство его резидента произошло из-за этого. Многолетняя работа в КГБ имела и негативную сторону. Теперь ему всюду мерещились шпионы и заговоры. Именно поэтому он беспокоился, что посланный резидент мог оказаться втянутым в грязную игру западных спецслужб. После своего назначения председателем КГБ в восемьдесят восьмом году он имел слишком много фактов, указывающих на активизацию действий западных разведслужб против его страны. И поэтому становился мрачнее и подозрительнее обычного.
— Нужно подключить аналитиков, — хмуро заметил Крючков, — хорошего специалиста, чтобы сумел грамотно просчитать ситуацию. Дроздов лучше ориентируется на месте. Его люди пусть работают, а аналитики просчитывают ситуацию здесь. У нас сейчас все заняты, работают на референдум.