— Ты изменился, — сказал вдруг Трапаков, — какой-то другой стал, заграничный и важный. И знаешь, взгляд совсем другой. Настоящий капиталист.
— Ты тоже изменился, Сережа, — тихо признался Кемаль. — Как там моя мать, не в курсе?
— Все в порядке. Жива, здорова. Как обычно, с теткой твоей живет. А ты все свои награждения знаешь? И звания? Ты ведь уже полковник. А уезжал старшим лейтенантом. Господи, сколько лет прошло!
Вспомнить страшно. Я даже не думал, что мы снова увидимся. А вот довелось.
— Я сам не думал.
— У тебя водка есть? А то у ребят в соседнем купе есть. Если хочешь, я схожу принесу.
— Ты не изменился, — засмеялся Кемаль, — вообще-то я виски оставил.
Как раз через пять минут и повод будет.
Он достал бутылочку из чемодана, выставил на стол.
— А какой повод? — удивился Трапаков. — Повод, что ты жив, здоров, что мы снова увиделись. Это ведь фантастика. Вот это мы и должны отметить.
— Сейчас будет прежняя граница, — сказал Кемаль, — еще старая, восточногерманская. Останавливать, конечно, не будут. Но я сумел вычислить.
Наверное, какие-то сооружения остались. Вот за это и выпьем. За возвращение домой.
Трапаков помрачнел, но, ничего не сказав, открыл бутылку и разлил виски в два небольших стаканчика, стоявших на столике.
— За встречу и возвращение, — сказал Кемаль, поднимая свой стакан.
Трапаков как-то странно взглянул на него и почему-то сказал:
— За нашу встречу. За твой труд. За твое терпение, мой родной, — и, выпив залпом виски, громко стукнул пустым стаканом по столику. Кемаль, привыкший к другим пропорциям виски, с непривычки даже закашлял. Трапаков дал ему отдышаться и потом сказал:
— Граница-это еще не возвращение домой, Кемаль.
— Что ты хочешь этим сказать? — не понял тот.
— Ты еще не вернулся домой, — твердо сказал Трапаков. — Нам с тобой еще предстоит сделать одно очень важное дело.
Наступило молчание.
— Не нужно смотреть на меня как на какую-то сволочь, — сказал наконец Трапаков. — Я, кстати, отказывался ехать на эту встречу.
— Ты имеешь в виду мои деньги? — начал догадываться Кемаль. — Я могу переводить их, и сидя в Берлине.
— Не только деньги, Кемаль. У нас с тобой важное задание. Связанное и с твоими деньгами.
— Черт тебя принес на мою голову, — сказал вдруг по-английски Кемаль. И сам рассмеялся первый оттого, что вдруг перепутал языки. А вот Трапаков не смеялся. Он сидел и смотрел на Юджина. И Кемаль понял, что его возвращение несколько откладывается. Ему еще придется пройти свои круги ада.
Весь день Евсеев провел в Госбанке СССР. Необходимость провести целый пакет документов сразу через несколько управлений, согласовать этот вопрос с банками Украины, Грузии и Азербайджана, суметь получить новые деньги, оформить разрешение на вывоз, сдать под расписку старые деньги — на все это могло уйти несколько дней. Но уже запущенная машина коррупции действовала на полную мощь.
Бывший министр финансов, прекрасный экономист и финансист, ставший премьер-министром, товарищ Павлов даже не подозревал, сколько людей сказочно обогатились на этом обмене денег. Сколько банкиров за один-два дня стали богатыми, очень богатыми людьми. Сколько тысяч человек приняли участие в махинациях с новыми-старыми деньгами и заработали на них свои дивиденды.
Павлов и не подозревал, что во всех республиках Средней Азии и Закавказья были массовые нарушения условий приема и сдачи денег. Как сдавались пачками деньги и через день, через два, через десять после завершения обмена. И как выдавались новые деньги в обмен на уже ничего не значащую бумагу. Смутно догадываясь о масштабах злоупотреблений, Павлов распорядился начать проверку, но даже самые лучшие ревизоры не могли сопротивляться, когда предлагаемые им суммы взяток достигали величины их столетней зарплаты. И, конечно, большинство проверок так ничего и не смогло установить. Кроме того, именно в девяностом году начались нападки на следователей и прокуроров, ведущих так называемое «узбекское дело», когда прозвучал массовый хор обвинителей о недопустимости обвинения целого народа или, если точнее говорить, всего правящего класса солнечной республики.
Напуганные подобными обвинениями, ревизоры из Москвы охотно брали взятки и закрывали глаза на многочисленные нарушения законности. И хотя Гдлян с Ивановым в очень многих случаях действительно в пылу обвинения нарушали закон, они превратились под влиянием средств массовой информации в некое подобие громогласных обличителей общественной морали. Но вся тайна была в том, что Узбекистан лишь случайно попал в поле зрения правоохранительных органов, когда Нишанов не сумел защитить свою республику от нападок проверяющих. Практически во всех без исключения республиках Средней Азии и Закавказья к тому времени была схожая картина. Однако почти везде первые секретари местных компартий усердно отбивали натиски проверяющих. Особенно «отличились» руководители Азербайджана и Армении, практически не допустив повторения «узбекского дела» в своих регионах. В Грузии был арестован даже друг Шеварднадзе, секретарь ЦК, который серьезно рассматривался Москвой в качестве возможного преемника главы Грузии.
Нужно было представить себе всю эту смесь неустроенности, неуверенности в завтрашнем дне, уже начавшую галопировать инфляцию, девальвацию рубля, введение повсеместно карточек на основные продукты питания, национальное брожение в республиках Прибалтики, победу антикоммунистических сил в Грузии и Армении, чтобы понять, как трудно и одновременно как легко было в этот день работать майору Евсееву и всей приехавшей с ним команде.
В этот вечер он наконец подготовил все необходимые документы, чтобы вылететь завтра утром. Возвращаясь в гостиницу, где он оставался со своей группой, Евсеев не забыл заказать на завтра самолет и предупредить охрану об особом режиме транспортировки груза к самолету. И лишь после этого, поймав такси, поехал в гостиницу, чтобы принять душ и отоспаться. Сегодняшний день он смело мог занести в свой актив. Получив ключи у дежурного, он поднялся по лестнице наверх и прошел к своему номеру, находившемуся на втором этаже. Открыл ключом дверь и увидел сидевшего в его комнате полковника Волкова из военной контрразведки, которого он слишком хорошо знал.
— Что случилось? — испуганно спросил Евсеев.
— Закрой дверь, — поморщился полковник, и Евсеев быстро запер за собой дверь.
— Иди сюда, — позвал полковник. Евсеев подошел к нему бледный от ужаса.
— Боишься, сука! — сказал довольным голосом полковник. — Это правильно, что боишься. Всех нас в такое дерьмо посадил.
— Я только выполнял приказ генерала Матвеева, — Евсееву вдруг показалось, что полковник прилетел сюда, чтобы убрать слишком много знающего майора. А Волков, видя состояние стоявшего перед ним человека, не только не успокаивал его, но, наоборот, всем своим видом словно подтверждал его худшие опасения.