— Мы хотели прежде поговорить с вами, — сказал декан, а затем вызвал Хироко и повторил ей то же самое. Несмотря на все старания сдержаться, Хироко расплакалась.

— Значит, мне придется уехать? — переспросила она и, когда декан кивнул, всхлипнула. Опустив глаза, она вновь стала выглядеть совсем как японка. По мнению самой Хироко, она совершила страшное преступление и была виновата в нем только она одна. Она перевела взгляд на родственников. — Отцу будет стыдно за меня, — произнесла она по-английски. Ее терзало желание заговорить с дядей по-японски, но она знала, это желание неосуществимо.

— Твой отец все поймет, — утешил ее декан. — Ситуация не поддается контролю и, разумеется, характеризует наших студенток не с лучшей стороны. Стыдиться следует им, а не тебе, Хироко. Мы делаем это ради твоей же безопасности. — Сначала ее поселили в чулане под крышей, затем опрокинули на голову ведро с краской и подбросили в комнату дохлую кошку. Судя по отношению других девушек, Хироко было не место в колледже. — Может быть, когда-нибудь ты вернешься.

— Я была бы рада, — печально отозвалась Хироко., — г Я должна учиться в колледже в Америке — так я пообещала отцу, — объяснила она.

— Возможно, ты переведешься в Калифорнийский университет или в Стэнфорд и будешь жить у родственников. — Такое было возможно, но вряд ли какое-либо из учебных заведений согласилось бы принять подданную Японии во время войны.

— Ты можешь несколько месяцев побыть со мной дома. — Рэйко улыбнулась девушке, не в силах опомниться от того, что с ней случилось. Такой беды Рэйко не пожелала бы никому, а тем более хрупкой, робкой Хироко — при мысли об этом Рэйко чувствовала тошноту.

— Нам очень жаль, — вновь произнес декан, и немного погодя Хироко вместе с Рэйко отправились собрать вещи.

Кое-что из вещей пропало, большинство были безнадежно испорчены. Краска забрызгала всю комнату; она до сих пор осталась в волосах Хироко, несмотря на усилия обеих сестер.

Понадобятся недели, чтобы смыть ее. Пришлось отмывать от краски даже брови и ресницы Хироко.

Рэйко унесла сумку в машину, а Хироко снимала постельное белье и сворачивала одеяла. Неожиданно она почувствовала, что на нее кто-то смотрит, и в ужасе обернулась. Должно быть, на этот раз на нее нападут. Но оказалось, что на пороге со смущенным видом стоит Энн Спенсер. Хироко молча смотрела на нее и ждала, уверенная, что эта высокая, аристократического вида блондинка явилась оскорбить ее или даже ударить. Однако глаза Энн были печальными, и они наполнились слезами, когда она протянула руку Хироко.

— Я пришла попрощаться, — прошептала она. — Мне жаль, что так случилось с тобой, — я слышала об этом вчера вечером.

Энн видела следы краски в волосах Хироко, вокруг глаз и испытывала к ней отчаянную жалость. Да, Энн не хотелось жить с ней в одной комнате, но таких бед Хироко она не желала. Всю ночь она пролежала без сна, размышляя о случившемся. Это было отвратительно, и Энн хотелось сказать Хироко, как она относится к выходке девушек. Она была возмущена. Энн знала, что она имела право проявить недовольство, когда ее поселили вместе с Хироко. Но, по ее представлению, эти вещи были совершенно разными. Она твердо знала: никто не имеет права поступать с человеком так, как обошлись с Хироко. И несмотря на то что Хироко была японкой, она вела себя очень прилично. Энн исподтишка наблюдала за ней и по-своему уважала Хироко. Ей не хотелось делить с Хироко комнату или иметь ее в числе подруг — Энн по-прежнему была убеждена, что, будучи японкой, Хироко неизмеримо ниже ее самой. В ее представлении все японцы были няньками, садовниками и слугами. Но какими бы ни были ее чувства, Энн не желала Хироко плохого, и ей было невыносимо стыдно за то, что натворили студентки.

— Ты вернешься в Японию? — вдруг полюбопытствовала Энн. Ее отношение изменилось слишком поздно, но она решила попрощаться и посочувствовать Хироко. Энн хотелось, чтобы девушка знала — она не была в числе тех, кто устроил разгром в ее комнате.

— Отец хочет, чтобы я осталась здесь, но я все равно не смогу вернуться. Корабли уже не ходят. — Хироко словно попала в ловушку к тем, кто яростно ненавидел ее или открыто презирал, как Энн Спенсер. Хироко не приняла сочувствия от Энн, не поверила ей, однако Честность и открытость подкупили Хироко.

— Удачи тебе, — печально произнесла Энн и исчезла за дверью. Медленно спускаясь по лестнице, Хироко думала о ней. Она возлагала на учебу в колледже такие большие надежды… По пути она встретила Шерон, и та взглянула на Хироко так, словно никогда прежде не видела ее, а затем круто повернулась и пошла по коридору, рассказывая стайке девушек о дне, который провела в обществе Грира Гарсона.

Некоторые из преподавателей попрощались с Хироко, но никто из девушек ничего не сказал ей. Несмотря на все вежливые слова, Хироко точно знала: она подвела своих родных.

Опозорила их.

Она молча скользнула на заднее сиденье автомобиля, низко опустила голову, но, не зная почему, вдруг оглянулась и заметила лицо Энн Спенсер в окне второго этажа.

Глава 9

Последующие несколько недель Хироко носилась по дому Танака словно вихрь. У Рэйко было много дел в больнице, и Хироко взяла на себя домашнюю работу. Она готовила, убирала, присматривала за Тами. Она даже помогла девочке сделать новый комплект занавесей и покрывал для кукольного домика. Приходя с работы, Рэйко обнаруживала в доме безукоризненный порядок.

— Мне как-то неловко, — говорила она Таку. — Я уже три недели не убирала в доме. Живу, словно принцесса.

— По-моему, она пытается заслужить прощение за то, что пришлось покинуть колледж. Не знаю, понимает ли она, что это не ее вина, — грустно сказал Так. — В ее представлении это несмываемый позор. Она приехала сюда учиться, выполнить волю отца, а оказалось, что она не в состоянии сделать это. Для нее не важны причины. Она заслужила наказание. — Хироко никогда не упоминала о случившемся с тех пор, как покинула колледж, и Так предупредил детей, что не стоит досаждать ей расспросами.

Хироко пребывала в отчаянии и пыталась всеми силами справиться с ним.

Танака поговаривали о том, чтобы перевести Хироко в Стэнфорд, но Так всерьез сомневался, согласятся ли там принять японку в такое время. К Таку отношение почти не изменилось, но Хироко не хотела рисковать его положением.

Вместо того она постаралась стать полезной семье и первым делом решила как можно больше походить на американцев.

Она уже два месяца не надевала кимоно, не кланялась и не употребляла словечка «сан», в каждую свободную минуту читала или слушала радио, всерьез решив заняться английским.

Питер проводил с ней много времени, стараясь, чтобы Хироко забыла о случившемся в колледже, и замечал в ней перемены. Хироко казалась исполненной стыда, вместе с тем была охвачена решимостью не сдаваться.