Конечно, найти Агентство по такому описанию оказалось непростым делом. Во-первых, оно находилось не рядом с Моспочтамтом, а совсем даже в другой стороне, на Большой Лубянке. И я бегала полчаса по площади у метро Тургеневская и приставала к прохожим и продавцам киосков.
– Вы не подскажете, как пройти в Агентство «Инкорс»?
– А какой адрес?
– Где-то около Моспочтамта.
– Ну, девушка, вы даете. Ничего себе, да здесь все рядом!
– Простите.
– Какое вам агентство? – наконец нашелся сердобольный местный.
– «Инкорс». Занимается квартирами.
– Это на Большой Лубянке. Идите по Рождественскому бульвару до перекрестка и увидите по левую руку.
– Огромное спасибо, – рассыпалась я в благодарностях и побежала. Мне не терпелось узнать, сколько стоит сдать мою квартиру. Просто до ужаса не терпелось. Так не терпелось, что я чуть было не промахнула мимо двери с флагом синего цвета, на котором гордо развевалась эта непонятная аббревиатура «Инкорс». Я застыла на месте так резко, что идущий следом пешеход с разлету наскочил на меня, упал, выматерился и вошел дальше, потирая локоть.
– Извините, – непонятно зачем пробормотала я и, потирая зад, с которым он и столкнулся, попыталась открыть дверь. Мне это не удалось. Я дергала ее и дергала, пока оттуда не вышел такой же «Секьюрити», как и в «Национальном стандарте» и сказал:
– Девушка, у вас что, глаз нету?
– Есть, – обиделась я. И добавила, показав рукой – Вот они.
– Ну, спасибо. Сам бы я не нашел. Вот же бумажка – звонок. Как из деревни. – Я прошла внутрь и поймала себя на мысли, что дикари из племени «Секьюрити» меня просто бесят. Тоже мне, командуют, как вздумается. А ведь их место похоже на будку кобеля на скотном дворе. От этих мыслей мне полегчало.
Я взобралась на второй этаж старинного дома. Лестницы были такими же бесконечными, как и у меня дома, но вот лифта тут не было. Дом-то всего из пяти этажей. По длинному белому коридору я просочилась к какой-то секретарской стойке. Вокруг меня все время деловито шныряли туда-сюда какие-то озабоченные люди в приличной и даже роскошной одежде. Все говорили в телефоны, кто в городские радиотрубки, кто в сотовые. Их речь вроде была русской, но понять смысл даже отдельных слов мне почти совсем не удавалось. Я стояла в коридоре какого-то дурдома.
– Женщина, вы по какому вопросу?
– …
– Женщина, я к вам обращаюсь.
– Ко мне? – вокруг меня была такая куча других, что я решила переспросить.
– Да, к вам. Вы по какому вопросу?
– По квартирному, – брякнула я.
– Это очевидно. А конкретнее? У меня и без вас есть дела. – Вежливость ее выдерживала меня с трудом.
– Я хочу сдать квартиру.
– Нет проблем. Присядьте, я вызову эксперта. И дайте паспорт. – Я села. Все-таки, они действительно очень востребованы. Такая суета, столько всего. Обалдеть. Вот бы куда попасть работать, неожиданно пришло мне в голову. Но дальнейший разговор с красивой девушкой-экспертом в красивом кабинете показал, что это – идея из разряда утопических. Как минимум, тут наверняка требовалось какое-то специфическое квартирно-юридическое образование. Она рассказала мне о куче подводных камней, готовых меня утопить, если я вздумаю сама заниматься сдачей квартиры. Но это все было фигней. Главное, она сказала:
– Вашу квартиру, если описание верно, можно сдать за тысячу долларов. Та двушка, которая нужна, чтобы туда переехали вы, стоит примерно пятьсот долларов. Таким образом, ваша прибыль составит пятьсот долларов.
– Я согласна, мне только надо переговорить с родней, – кстати, от этих слов у меня внутри вдруг все упало. Попробуйте переговорить с моей мамочкой о переезде в маленькую двушку на окраину типа Мотькиного Медведково.
– Для этого требуется заключить договор. Мы берем комиссию в размере одного месяца оплаты.
– Тысячу долларов, – поразилась я. Вот это заработок должен быть у этой роскошной девицы, если за мой вариант она заполучит разом штуку баксов. А ведь таких как я тут полный офис!
– Да. Но мы возьмем эти деньги со съемщика.
– Слава богу. А то где бы я взяла эту штуку.
– Тогда подумайте, почитайте условия и приходите. – Она протянула мне изящную визитку. Находясь под впечатлением НАСТОЯЩЕГО бизнеса, а не какой-то там убыточной пиццерии, а также от потенциального дохода в пятьсот баксов, я решила прогуляться по бульвару до дома. Мне вдруг вспомнился тот великолепный Мужчина из банка. Сегодня он бы, наверное, не отнесся ко мне с таким презрением. Может, даже похвалил бы за сообразительность и деловитость. Я не спешила домой. Там была мама, которая еще не знает о переезде. И мне предстояло превратить ее в маму, которая переезжает. Нет, я решительно никуда не спешила.
Итак, мы переезжали. Трудно понять и правильно оценить все те эпитеты, которыми меня наградила маман, когда поняла, как и чем мы будем гасить долги моего мужа-лимитчика.
– Где была твоя голова, когда ты выходила замуж за этого мерзавца? – на этот вопрос ответ был очевиден. Там же, где и сейчас – на плечах. Но она видеть этого не желала
– Где была голова твоего отца, когда он отписал эту квартиру тебе! – по-моему, она как-раз была на самом правильном месте. С другой стороны, если бы папулино завещание одаряло квартирой маменьку, мы бы сейчас уж никак не оказались в таком жутком положении. Она бы по определению не дала бы взять ни копейки моему муженьку.
– Как я буду учиться в какой-то задрипанной школе в Медведково? Сними квартиру здесь. Рядом! – это Шурочка отреагировала на происходящее.
– Тогда нашей прибыли не хватит и на то, чтобы покрывать половину долга, детка.
– У меня здесь друзья. Я не поеду.
– Слава Богу, к подобным вопросам ты не можешь иметь отношения. Право голоса относительно обстоятельств нашей жизни есть только у меня и еще, может быть, у мамы.
– Я тебя ненавижу.
– Спасибо, детка. Надеюсь, что все же ко мне ты относишься чуть лучше, чем к отцу, который вынуждает нас на целых пять лет покинуть родные стены. – Это был, безусловно, удар ниже пояса. Шурка замолчала и проплакала весь вечер. Зато и возражений против переезда больше не высказывала.
Весь следующий месяц я провела словно бы в полубреду. Восемь часов февральско-мартовского мороза, приводящие меня в состояние угасания мозговой деятельности и атрофии нервных импульсов. Даже пошлые и однообразные словесные приставания Вано не раздражали меня. Скорее они были мелкой деталью фона. Дальше магазины, где я старалась не потратить все, что получала (а получала я не так много, как в начале. Отказав Вано в интимном взаимопонимании, я лишила себя всех премий и безголовых цветочков, так что уползала я строго с тремястами рублями) и галопом неслась домой. Там с болью и содроганием показывала квартиру гражданам или иностранной, или бандитской национальной направленности. Наконец после целого месяца утомительных и противных показов, один пожилой америкос, с трудом выуживая слова из разговорника, прошелестел: