– А теперь тихонько на кухню! – шепчу я, и только после того как дверь на кухне плотно прикрыта, а мама в комнате согласилась побдить на тему потенциальных воплей Макса, я позволяю себе расслабиться.
– Слушай, ну это прямо целая наука! – восхищается Дарья.
– Да это что! Жить захочешь, и не такое придумаешь. Одни люди рядом с кроваткой ставили манекен, одетый в мамин наряд, чтобы ребеночку не было одиноко.
– Да. Маразм, – согласилась Аля. По ее лицу читалось, что в счастье материнства она верит все меньше.
– Маразм – это когда я пошла в магазин под домом в халате прямо поверх ночнушки и в тапочках.
– Серьезно? – шокировалась близкая к идеалу Марго и срочно осмотрела свой маникюр. Видимо, чтобы убедиться, что с такими ногтями она в подобный переплет не попадет никогда.
– Нет, шучу! Ладно бы я приперлась заспанная и безумная, скажем, ночью.
– А магазин круглосуточный?
– Да. Не в этом дело. Я пришла со старым полиэтиленовым пакетом в руках, в тапках и халате в три часа дня.
– Что, в пятнадцать ноль-ноль? – уточнила Аля.
– Ну, может и не ноль-ноль, но что-то в этом районе. И засыпала, пока ждала очередь. Я даже не видела, как на меня оборачивались.
– А откуда ты знаешь тогда, что на тебя оборачивались? – резонно спросила Марго.
– Я бы вообще не узнала ничего, но сердобольная кассирша сказала.
– Да-а! – ахнула Дашка. – А что именно она сказала?
– Она спросила, не забыла ли я взять водку.
– Что? Почему? – уставились на меня все.
– Водку. Алкогольный напиток…
– Но почему?
– Потому что она сказала, что в таком виде к ним ходят только за водкой. Видели бы вы, как я оттуда неслась. Так что укладывание ребенка на стиральную машину – не самый бредовый вариант. – Закончила я под общий хохот.
– А почему он у тебя так плохо спит? – серьезно спросила Дашка.
– Ты знаешь, я разговаривала с врачом. Он сказал, что это вариант нормы для грудных детей.
– Спать по полчаса?
– Да, – грустно кивнула я. – Мне обещали, что со временем это пройдет. А пока я мечтаю о том, чтобы у меня была отстегивающаяся грудь. Тогда бы я смогла успевать хоть что-то.
– А на что ты живешь? – спросила садистка Марго. Девчонки сначала неодобрительно посмотрели на нее, а потом с интересом на меня. Действительно, на что я живу, было непонятно. Тот штукарь, который у меня остался на все про все, разлетался как осенняя листва. Постирав в круговом режиме около двух недель, я плюнула и купила памперсов, истратив на них около ста долларов. Зато теперь Максима можно нарядить с утра в ползунки и не переодевать до вечернего купания. А поскольку сил на вечернее купание я находила не каждый день, то с памперсами Макса в одном и том же ползунке удавалось продержать до трех суток. Правда после этого ползунок напоминал полностью отработавший свое носовой платок.
– Как ты можешь не купать малыша два раза в день? – возмутилась Даша.
– За такой вопрос я могу и двинуть тебе в ухо, – предупредила я. – Максим все равно не вспомнит этот период жизни, а у меня втрое меньше геморроя.
– Так на что ты живешь? – вернула меня на землю Марго.
– Побираюсь, – честно ответила я. После памперсов я заплатила за два месяца кредита на автомобиль и деньги кончились. Я старалась об этом не думать, но ситуация была тупиковая. Через пару недель памперсы кончатся, через месяц надо будет снова оплачивать кредит, потому что глупо из-за такой ерунды потерять автомобиль.
– У кого?
– У мамы пока. Но скоро и на вас перейду, – пригрозила я.
– А ты не хочешь найти работу? – спросила Дашка. Я вытаращилась.
– О чем ты? Максиму два месяца. Он из всех необходимых для посещения садика навыков умеет только плакать и улыбаться. И потом, где сейчас, после дефолта я найду работу? Может, мне пойти на панель?
– Там сейчас и без тебя не продохнуть, – со знанием вопроса прояснила ситуацию Аля.
– Тогда о чем речь? – развела я руками. Дашка хитро посмотрела на меня
– О посольстве.
– В каком смысле? – заинтересовалась я. – Им что, потребовался русский юрист?
– Им не требуется юрист. У них своих полно.
– Ну и… – сделала в воздухе круг рукой я, хотя начала понимать, к чему клонит Дарья.
– У нас набирают в охрану. Решили укреплять периметр, так что я могу протолкнуть твою анкету.
– Да почему ты решила, что меня возьмут? – спросила я. Идея пойти в Дашкину армию меня не вдохновляла.
– Этого я не знаю. Но вообще-то эти садисты с удовольствием посмотрят, как перед ними примется маршировать красивая русская девушка с высшим юридическим образованием и знанием компьютера, немецкого языка и международного права.
– И за сколько в месяц надо маршировать? – заинтересовалась Аля.
– За семьсот баксов, – скромно проинформировала Даша. Я задумалась. Конечно, гарантий получить это место никаких. Кроме того, обычно анкеты рассматриваются около трех месяцев, так что прямо сейчас мне не придется выходить на работу. А семьсот долларов – это аргумент. А аргумент на дороге не валяется.
– Давай анкету, – кивнула я.
– Бери, – кивнула она и как кролика из шляпы достала кипу германоязычной макулатуры.
– Она что, у тебя с собой? – поразилась Марго.
– А что, я Ларку не знаю. Сейчас она за семьсот долларов родину продаст.
– А Ларчик просто открывался, – подколола Алька.
– Неоригинально, – фыркнула я. – Двести баксов няне. Двести в банк. И еще триста на жизнь. Двух вариантов быть не может. Дашка, я ее тебе прямо сейчас заполню.
– Давай-давай, – одобрила она.
– Детка, а ты уверена, что справишься? – спросила меня мама, которой я все рассказала на следующий день. Я и сама не была уверена, что справлюсь. Просто бездействие в моей ситуации отупляло и превращало меня в растение. Кроме того, я не возлагала большие надежды на анкету, так как знала о проверках, которым подвергают кандидатов в посольстве. Кризис, накрывший нас всех, специалистов среднего звена, словно ядерным грибом, продолжал свою радиоактивную деятельность. В журналах места адвокатов предлагали за двести долларов. Требовали невозможных характеристик, вплоть до сертификации в Гарварде. Как будто я сидела бы в России с Гарвардским сертификатом. Уже давно бы вслед за Аганесовым рванула. Конечно, вариант работы с девяти до шести за двести долларов я не рассматривала всерьез, но когда я на всякий случай позвонила по паре объявлений, оказалось, что и на эти скромные оклады уже кого-то взяли. В стране начался период стагнации и по всему было видно, что это надолго. Я только надеялась, что не настолько надолго, что вообще позабуду, что я адвокат. Однако кризис кризисом, а к концу ноября при самой выдержанной экономии памперсы кончились. И тогда я снова имела счастье убедиться, что мой возлюбленный ребенок писается также часто, как и плачет. А ведь я уже начала об этом забывать. И в памперсах иногда ночью нам удавалось проспать около пяти часов подряд. Я не была готова отказаться он обретенного комфорта.